Верховный Совет вступает в борьбу
Очень важно было обеспечить немедленное вступление в борьбу Верховного Совета, а до открытия его сессии — Президиума Верховного Совета. Очень своевременным оказалось то, что я еще до начала летних отпусков определил дату заседания Президиума Парламента на 19 августа. Повестка: встреча с Государственной комиссией, назначенной Верховным Советом для обсуждения и подписания Союзного договора 20 августа. Поэтому весь президиум был в полном составе, когда я с запозданием на час примчался из Архангельского.
Всю недолгую дорогу (15 минут, не более) я обдумывал ситуацию. Подготовленное и подписанное тремя руководителями страны «Обращение к гражданам России», — безусловно, важное мероприятие. Но ни у президента Ельцина, ни у премьера Силаева нет абсолютно никакой силы, которая могла бы противопоставлена Армии, войскам МВД и спецслужбам Крючкова, которые противостоят нам. Единственная, по сути, наша политическая сила — это парламент, Верховный Совет России, депутатский корпус, а также аппарат, который я знал хорошо и доверял ему (более 500 человек). Абсолютное большинство депутатов — это убежденные демократы, честные и порядочные люди, избранные на честных парламентских выборах, преодолев сопротивление партийной бюрократии. За более чем полтора года нашей деятельности они стали опытными политиками, имеют мощную опору среди своих избирателей, обладают немалыми связями в политических, деловых, партийных, военных кругах в Москве и провинциях. Если наш парламент полностью вовлечь в начавшееся противостояние с путчистским центром, возможно, нам удастся переломить ситуацию. Таковыми были мои размышления в те минуты, когда я открыл заседание Президиума Верховного Совета.
Члены президиума в полном составе ждали меня. Лица встревожены. В зале множество наших депутатов, работников аппарата, несколько министров правительства Силаева, журналистов мало — их не пропускает воинское оцепление.
Все ждут моих первых слов, реакции — взоры впились в меня. Я начал с констатации явления — в стране произошел путч, возможности которого много говорили; но я лично не верил в такой разворот событий. Относительно судьбы Горбачева — ничего не известно. Судя по опубликованным «документам» непонятного пока что «Государственного комитета по чрезвычайному положению» (ГКЧП), путчисты выступают против нового Союзного договора, который, по их мнению, ведет к развалу страны.
Но вы знаете и мою позицию в этом вопросе, и общую оценку этого проекта со стороны нашего Верховного Совета, в частности выделение тех конкретных статей проекта, с которыми мы не согласны. Поэтому мы планировали именно сегодня, на нашем президиуме, обсудить вместе с Государственной делегацией вопрос: как нам поступить в ходе заседания по этому вопросу в Кремле под председательством Горбачева. В частности, я предполагал, что нам следует обсудить три следующие позиции:
1. Согласиться с Горбачевым и подписать предложенный им проект, несмотря на сильнейшие его изъяны.
2. Подписать только те положения и статьи, которые не вызывали сомнений при обсуждении на заседании Верховного Совета (это было 3 недели тому назад).
3. Отказаться принципиально от подписания даже отдельных положений и статей, предложить четко определенное время для устранения тех недостатков, наличие которых в тексте документа делает его подписание с нашей стороны невозможным.
Такая же возможность, то есть публичного выражения своего несогласия, как и у нас, руководителей и депутатов России, была у тех высоких должностных лиц СССР, которые, однако, организовали тайный заговор с целью свержения власти. Они совершили государственную измену, осуществили военно-государственный переворот, создали неконституционный, а следовательно, незаконный орган власти в стране — некий «государственный комитет по чрезвычайному положению» — и объявили о «временном» переходе всей власти в стране к этому самому ГКЧП. Они отстранили законно избранного президента СССР от власти и осадили Парламентский дворец России танковыми частями Армии, вовлекая Вооруженные силы в политические дрязги, пытаясь «замарать» солдат, офицеров и генералов, — если не кровью, то прямым участием в государственном перевороте.
Что предпринято руководством России для разрешения ситуации? Я пересказал в основном то, что нами было сделано, зачитал текст «Обращения», высказался в том плане, что в отношении путчистов нам следует занять предельно жесткую позицию, и предложил президиуму начать конкретную борьбу с хунтой за возвращение страны к конституционному порядку. И самое главное — принять решение о немедленном созыве Чрезвычайной сессии Верховного Совета в связи с совершенным должностными лицами СССР государственным переворотом и сложившейся в связи с этим ситуацией в СССР и Российской Федерации.
Начались бурные дебаты, говорили все вместе и каждый в отдельности, осуждали путчистов, предлагали варианты сопротивления. Лишь два человека выразили свое несогласие с моим предложением. Один — заместитель Председателя Верховного Совета Борис Исаев, другой — Владимир Исаков, председатель одной из двух палат Верховного Совета. Председателя другой палаты, Абдулатипова, не было, — видимо, выжидал. Если Исаев просто выразил свое несогласие с оценкой ситуации и ограничился этим, то позиция Исакова была категорической, наиболее жесткой из всех версий правокоммунистической ортодоксии — он полностью оправдывал деятельность ГКЧП. Странным был он, этот Исаков. Он, например, на Первом съезде депутатов (май — июнь 1990 г.) был буквально по-рабски предан Ельцину. Было даже смешно наблюдать, как здоровый мужчина, доктор юридических наук, как собачонка, бегает за председателем. Тогда, по предложению Ельцина, Исаков, абсолютно не отличавшийся от множества других депутатов какой-то известностью, способностями и пр., был избран на один из важнейших постов в Верховном Совете — председателем палаты — Совета Республик Верховного Совета. Но ко времени переворота он стал откровенным врагом Ельцина, всячески торпедировал любой новаторский законопроект, постоянно искал и находил поводы для атаки своего бывшего сюзерена. Отличался крайней тяжеловесностью в суждениях, от написанных им бумаг веяло скучной канцелярщиной, а отчетливый провинциализм превращал догматический склад ума в чудовищное упрямство, не возможное преодолеть никакими логическими доводами.
Так вот, Исаков в своем неприятии моей оценки ситуации говорил следующее: «Я в принципе согласен, что произошел государственный переворот. Но вы, Руслан Имранович, готовили другой переворот 20 августа через подписание Союзного договора». Логика, не лишенная смысла. Если иметь в виду, что готовы были подписать горбачевский проект договора, и то — с существенными оговорками, всего лишь 9 союзных республик, конечно же, проблема сохранения Союза в составе всех 15 республик была очевидной… Этот тезис ловко использовал Исаков.
На меня жадно смотрели другие члены Президиума, 18 человек, десятки депутатов, работники нашего аппарата, журналисты — что скажет лидер Верховного Совета в ответ на фактически представителя тех кругов, которые совершили государственный переворот? Какую он (то есть я) приведет аргументацию против той, которую изложил Исаков?
Не было времени для дискуссии, но и важность вопроса была велика — это была важнейшая предпосылка к развертыванию борьбы против заговорщиков. Члены президиума — это люди самостоятельные, авторитетные, они возглавляют комиссии и комитеты — структуры Верховного Совета… Надо было их убедить в необходимости решительной борьбы с теми, кто стоял на позиции Исакова.
