Общее руководство «обороной» осуществлял генерал Константин Кобец. Вице-президент Руцкой весь отдался будущей вооруженной схватке. Они разрабатывали какие-то «планы» будущих сражений.
Я — сугубо гражданский человек, не привыкший к большой и шумной стрельбе, и на меня производили впечатление первые автоматные очереди, слышимые со стороны американского посольства. Тревога усиливалась. Заходят военные от генерала Кобеца. Они внимательны, вежливы, раскладывают карты, объясняют «диспозицию», готовность «принять бой» и т. д.
А меня мучает мысль — они что, серьезно готовятся к «военным действиям»? Я задаю им этот вопрос. Вижу замешательство, требую прекратить стрельбу и выгоняю прочь. Я знаю твердо одно: «Парламенты — не воюют!» И надо сделать все, чтобы не спровоцировать атаку противника.
Первая ночь путча
…Все «наши силы» брошены на укрепление «позиций»: милиция, бойцы ОМОН, сотрудники «Алекса», афганцы, депутаты-военные — все они укрепляют позиции внутри и вне Белого дома. Формируются отряды самообороны, численность защитников колеблется от 20 до 40 тыс. человек — они то собираются, то расходятся. Поздно вечером путчистами объявлен комендантский час. Получаем сообщение о том, что они готовятся к штурму. Пошел дождь, на улице холодно…Решил выйти на улицу, ходил в толпе, слушал людей — настроения невеселые. Продрог.
О часов 6 минут. Слышны первые автоматные очереди со стороны американского посольства. По внутреннему радио Белого дома сообщают, что с разных сторон к Парламентскому дворцу подходят танки и БТРы. Слышен непрерывный рев могучих танковых двигателей, машины медленно маневрируют. Автоматные очереди трассирующими пулями со стороны Белого дома над танками. В нашем здании гасится свет. Фотокорреспондентам запрещено пользоваться вспышками.
О часов 21 минута. Поступает информация: по Москве-реке движется баржа с военными и какими-то крупногабаритными баллонами — возможна газовая атака или дымовая завеса — об этом оповещает наша радиослужба. Людям приказывают срочно смачивать носовые платки и марлевые повязки. Конечно, все это наивно. Вдруг новое сообщение — радио «Свобода», со ссылкой на Лукьянова, заявляет о причастности Горбачева к заговору. Эту «новость» оживленно обсуждают защитники Белого дома.
0 часов 30 минут. В районе Садового кольца колонна БТРов, прорвавшая слабую баррикаду, входит в тоннель под Калининским проспектом. Упирается в баррикаду из троллейбусов. Головной БТР открыл огонь из пулеметов — стреляют вертикально вверх трассирующими пулями.
Далее развертывается драматическая ситуация — большая толпа людей наступает на бронемашины, вдруг один парень прыгает на броню. Он пытается проникнуть в открытый люк — и медленно сползает с брони на землю — его застрелили в упор. Еще один юноша пытается снять товарища, но машина дает задний ход, и он попадает под гусеницы. Толпа взревела от ярости и негодования. Летят бутылки с зажигательной смесью. Машина вспыхивает, как стог сена. Экипаж разбегается. Еще два БТРа, вырвавшись из тоннеля, пытаются прорвать баррикаду. В них также летят бутылки с бензином. Один начинает вертеться на месте, и под его гусеницами гибнет третий юноша. На асфальте — куски человеческого тела, кровь. Из БТРов вылезают военные, некоторые из них в ужасе, они в шоке. Но их не избивают.
1 час 30 минут. Получена информация о том, что Кантемировская и Таманская дивизии отводятся из Москвы как неблагонадежные. В городе остаются только части КГБ и спецназа. Вскоре новое сообщение — никакие части никуда не выводятся, все они прочно занимают прежние позиции, маневрируя.
2 часа 45 минут. Буксиры пригнали три старые баржи, которыми перегородили Москву-реку напротив здания Верховного Совета РСФСР. Это заместитель Силаева Михаил Малей попросил речников помочь защитникам Конституции — на тот случай, если военные используют военные катера. Такой план у них был.
3 часа 05 минут. Передают, что на сороковом километре Минского шоссе замечено передвижение частей Витебской ВДВ КГБ — по направлению к Москве.
4 часа 15 минут. ГАИ сообщила, что они остановились около мотеля «Можайский» (Минское шоссе).
4 часа 30 минут. Стало известно, что ГКЧП во главе с Янаевым заседает в гостинице «Октябрьская». Как мне сообщили, это было связано с тем, что на одном из совещаний в Кремле Янаев «пожаловался», что все их разговоры в кремлевских кабинетах становятся известными Белому дому! Это, не таясь, громко сказала одна кремлевская буфетчица в присутствии тамошних чиновников. Последние дружно засмеялись.
…Конечно, вся ночь была предельно беспокойной, ко мне непрерывно заходили депутаты, должностные лица правительства и парламента, военные, журналисты — советские и иностранные. Все хотели получить четкие указания, советы, информацию или давали советы и информацию. Из Хельсинки позвонил академик Георгий Арбатов, рассказал о своей деятельности по разъяснению событий в Москве и позиции российского руководства в политических кругах Скандинавии. Я уполномочил его в качестве своего советника и рекомендовал выехать в Париж или Лондон. Утром он звонил уже из Лондона, сообщил, что его немедленно принял советник Мейджора, выяснил, «кто такой Хасбулатов», просил передать, что британское правительство поддерживает президента Горбачева, Российский парламент и действия Ельцина и Российского парламента.
Между тем по внутреннему радио парламента непрерывно сообщалось о передвижении войск в Москве. Если я не ошибаюсь, где-то перед рассветом позвонил Ландсбергис и сообщил о том, что Янаев приказал оккупировать Прибалтику. Я напоминал Ландсбергису о визите Ельцина в Таллинн в январе, подтвердил нашу позицию в отношении балтийских стран, кратко обрисовал ситуацию. Он не проявил интереса к «нашему делу». Возможно, было молчаливое негласное соглашение между Прибалтикой и ГКЧП: «не вмешиваться». Как позже оказалось, Гамсархудиа тоже поддержал ГКЧП — при том условии, что Грузии «дадут самостоятельность».
Большой моральной поддержкой для нас были телефонные звонки лидеров целой группы стран. Первыми, кто мне звонил, были главы парламентов Турции, Египта, Греции, Норвегии, а затем — уже во второй половине 19-го — позвонили премьер-министры Венгрии, Болгарии, Югославии, затем венгерский и болгарский президенты, президенты Аргентины, Италии и многие другие. Они сочувствовали, расспрашивали о судьбе Горбачева, выражали поддержку нашей позиции. Европейцы пока «молчали», если не иметь в виду сообщение академика Арбатова из Хельсинки.
Хотел бы упомянуть из истории этого первого дня один любопытный эпизод. Как оказалось, в 18 часов 19 августа премьер Павлов проводил расширенное заседание Кабинета министров, в котором участвовало около 100 министров и иных руководителей различных союзных ведомств.
Обсуждался один вопрос — необходимость всеми министрами и их многочисленным аппаратом полной поддержки путчистов. Именно на этом настаивал Павлов. Почти все выступили «за», лишь двое — министр Воронцов и министр Губенко — выступили «против», хотя и в косвенной форме. Но вопрос в том, что даже эти двое, выступившие «против», не сообщили нам о позиции союзного правительства во главе с Павловым. Почему?
