Грачев: Я вас всегда поддерживал и поддерживаю. Но надо переговорить с членами коллегии...
Ельцин: Переговорите и через 10 минут позвоните мне и скажите, что поддерживаете своего главнокомандующего...
После этого он бросил трубку, а Грачев, бледный, мгновенно вспотевший, обвел глазами присутствующих (более 20 человек — все руководство Минобороны, Генерального штаба, командующие округами). Нависла тяжелая тишина. Вдруг министр взорвался:
— Ну что молчите, слышали разговор с Президентом? Желающих говорить не находится?..
Все молчат...
Грачев: Так что мне сказать Ельцину? Коллегия выполнит приказ своего Президента, главнокомандующего?
1-й генерал: Смотря какой приказ. Армия не может выполнить не конституционный приказ... Это записано в Законе об обороне.
Грачев: Президент ведь не приказывает расстреливать Верховный Совет.
2-й генерал: А что приказывает Ельцин? Что он намеревается делать конкретно? И какая роль отведена нам — армии? Это надо все выяснить. У нас слишком большой опыт во всех этих «передрягах» политиков. И всегда нас подставляют.
Грачев: Этим займется Ерин. Нам надо твердо заявить о поддержке Ельцина и не допустить эксцессов в войсках. У Хасбулатова немало сторонников в армии, они могут вывести воинские подразделения на защиту Верховного Совета.
3-й генерал: Товарищ министр! Это невозможно. Конституция, законы запрещают армии быть втянутыми в политические споры. Пусть Ельцин, наконец, договорится с Хасбулатовым — ведь не Хасбулатов же говорил об «артподготовке в августе и штурме в сентябре». Штурм! — Какой штурм?
4-й генерал: Товарищи генералы, надо поддержать нашего главнокомандующего. Зачем нам этот «болтающий парламент?» Разве они не позорят нас обвинениями в коррупции — хоть генеральский мундир не носи. Сколько скандалов они там, особенно Руцкой, затеяли только по нашей Западной группе войск. Болтуны!
1-й генерал: Болтуны не болтуны, но нарушать Конституцию опасно. Вы знаете, как протестует народ. Если на улицу по призыву Верховного Совета выйдет миллион человек, конец Ельцину и всем, его поддерживающим. Мы не можем рисковать армией.
Грачев: Никакого риска нет. Мы не будем вводить войска в Москву. Мы только поддержим Ельцина как главнокомандующего.
5-й генерал: Сегодня поддержим. А завтра, в соответствии с этой «поддержкой», Ельцин потребует расстрелять Верховный Совет... Тогда что?
Грачев вскакивает, начинает кричать...
Прошел час в таких спорах. Грачева поддержали два члена коллегии. Другие упорствовали, понимая, что здесь пахнет заговором, изменой, нарушением Конституции. Грачев стал наседать.
Опять позвонил Ельцин: Ну что, Павел Сергеевич, решили поддержать своего Президента?
Грачев: Обсуждаем, Борис Николаевич, думаем.
Ельцин: Не утруждайте себя лишними «думами». Президент думает за вас всех. Принимайте решение, какое я вам сказал.
Грачев: Борис Николаевич, мы обсуждаем. Дело в том, что есть закон, запрещающий армии... Я же не могу штурмовать Верховный Совет!
Ельцин: Я лучше вас знаю «законы». Я не о законах говорю, как вы там не понимаете? Речь идет об очень важном государственном деле. И мне нужна ваша поддержка. Согласны вы поддержать меня, вашего Президента и главнокомандующего или не согласны?
Грачев: Борис Николаевич, разрешите вам перезвонить через некоторое время...
Ельцин бросает трубку...
Грачев растерян... Опять повисла тишина...
Генерал: Единственный выход — объявить о нейтралитете. Мы не будем ни на той, ни на другой стороне. Политики заварили кашу, а теперь хотят нас использовать. Вспомните Узбекистан, Тбилиси, Прибалтику, «август 1991 года»... А потом обвинят армию, как бывало уже не раз. Забыли?..
Голоса: Правильно!
Остановились на том, что армия будет «нейтральна» в конфликте «Президент—Законодатель».
Опять звонил Ельцин. Грачев дрожащей рукой, бледный, схватил трубку: Слушаю, Борис Николаевич.
Ельцин: Это я вас слушаю, Павел Сергеевич.
Грачев: Мы тут посовещались... Борис Николаевич!.. Армия займет нейтральную позицию.
Пауза. Разговор прервался.
Все встали, разошлись, не глядя друг на друга. Тяжело...
После разговора с Кобецом я начал искать Грачева. Сообщили, что он у Президента. Звоню Президенту. Поднимает трубку помощник Ельцина, Виктор Илюшин. Прошу соединить меня с Ельциным.
— Сейчас узнаю, Руслан Имранович.
Через минуту: У него, Руслан Имранович, Грачев.
Я: Грачев мне тоже нужен, попросите его задержаться, я выезжаю к Ельцину.
— Сейчас передам Борису Николаевичу, Руслан Имранович!
Через минуту: Руслан Имранович, у Ельцина важная встреча, запланированная. Просил передать, что он сам позвонит вам относительно встречи/
— Тогда скажите Грачеву, чтобы приехал ко мне в Верховный Совет.
— Обязательно передам.
Не приехал. Через час снова звоню Илюшину. Говорит, что передал Грачеву мою просьбу, когда он выходил от Ельцина.
Звоню начальнику Генерального штаба Михаилу Колесникову. Застал его на месте. Приглашаю к себе. Отвечает: «Буду через 30 минут».
Через 40 минут заходят генералы Михаил Колесников и Константин Кобец. Здороваемся, прошу рассказать, что за решение «о нейтралитете» принято коллегией Министерства обороны и какими обстоятельствами оно вызвано.
Колесников сперва колебался, пытался утверждать, что и заседания-то коллегии не было — так, «обмен мнениями». Но узнав, что мне известны даже детали заседания, в целом повторил то, что мне уже было известно.
Я попросил Колесникова, со ссылкой на закон об обороне, где написано, что «руководство Вооруженными силами осуществляет Верховный Совет, Президент...», написать докладную записку относительно решения коллегии Минобороны «О нейтралитете» — что это за решение и что оно означает. Колесников колеблется, затем соглашается. Генералы уходят. Через минут 15 Колесников возвращается. Делает дополнения к тому, что им было сказано. Выражает тревогу по поводу возможного развития событий.
Я отвечаю: «Не допустить возможности государственного переворота — это вполне по силам руководству Вооруженных сил. Если бы коллегия, вместо решения «о нейтралитете» предупредила бы Ельцина о том, что армия, на стороне Закона и Конституции, на стороне народа, что она будет верна присяге, — Ельцин ни за что на свете не решился бы на что-нибудь серьезное. Еще не поздно, Михаил Николаевич, от вас зависит — быть в России гражданской войне или не быть. Передайте это членам коллегии. Может быть, мне приехать сейчас к вам?»
