Репутация конгресса падала с такой стремительностью, что Сэмюэль П. Хантингтон в одной из своих известных работ, опубликованной в 1965 году, предположил, что конгресс должен отказаться от своей законодательной роли и сосредоточиться на служении избирателям и надзоре за государственными органами, если он не изменит коренным образом свою деятельность
[14]
. Казалось, что состояние конгресса продолжает ухудшаться, так как в 1968 году Филипп Б. Курланд обвинил его в том, что у него «не хватает смекалки исполнять свои обязанности». Конгресс находился в прострации, Президент доминировал над ним. Курланд предлагает нам навестить «ложе другой больной конституционной концепции — понятия о разделении властей». Пациент был не просто болен, смертельный исход казался неминуемым. Теоретически лечение было возможно, но Курланд не видел оснований для оптимизма. Пациент утратил волю к жизни
[15]
.
Эти мрачные прогнозы подразумевают, что дисбаланс между Президентом и конгрессом носит хронический и постоянный характер. Однако никогда никакая ветвь власти не была столь всесильной или столь ущербной, как утверждали критики. Конгресс жив и здоров, хотя конкретный образ его жизни может оскорблять их вкус. Политическая система продемонстрировала способность к самокорректировке. Два президента, испытывавших пределы своей власти в 1960-е и 1970-е годы, были удалены со своих должностей
[16]
.
Доктрина раздельных властей, подвергавшаяся насмешкам большую часть двадцатого века, все еще сохраняет жизнеспособность. Обращение к американской истории дает основания для уверенности. Сенатор Джордж Уартон Пеппер нарисовал такую благоприятную перспективу: «Если геометры 1787 года надеялись на совершенный мир и если психологи того времени опасались разрушительных конфликтов, то история, как это часто бывает, доказала, что надежды оставляют в дураках, а опасения обманывают. Совершенного мира не было, но конфликты не стали разрушительными
[17]
.
Что делать?
...После окончания заседания Президиума Верховного Совета началась подготовка к Чрезвычайной сессии Верховного Совета с повесткой дня «О политической ситуации в Российской Федерации, сложившейся в результате государственного переворота». Работники были на подъеме — они прекрасно знали огромное значение того, что происходит, понимали свою колоссальную роль в подготовке сессии парламента, работали четко, хладнокровно.
Так вот, перед началом этой сессии, которую мы наметили созвать уже ночью 21 сентября, я работал над двумя документами. Первый из них — заключение к книге «Мировая экономика». Я утром еще планировал сдать ее в издательство. Помню, Воронин заходит, рассматривает то, что я пишу, удивленно-вопросительно смотрит: дескать, чем это вы занимаетесь? Я говорю: «Юрий Михайловичу я заканчиваю последние фразы «заключения» монографии. Потом займемся Ельциным и государственным переворотом...»
Второй документ: мне надо было основательно подумать самому, как построить нашу деятельность в экстремальных условиях. Даже начиная с того, чтобы внести ясность в термине: «путчисты» — это «кремлевские вожди», «конституционалисты» — это все те, кто поддержал Верховный Совет в его устремлениях обеспечить торжество Конституции, «мятежники» — это ельцинисты-еринцы, движение «Сопротивление» — это общее название деятельности тех сил, которые выступают против диктатуры Ельцина и т.д.
Надо было определить направления работы и ответственность руководства Верховного Совета — чем буду заниматься я, чем — Воронин, Агафонов, другие заместители, члены Президиума, депутатские фракции, кто будет работать с регионами и т.д. Другой вопрос: как использовать огромный потенциал наших парламентских служащих, людей опытных и преданных Закону. И все это надо было делать быстро, оперативно, с умом — события приобретали невероятный динамизм. В приемной — огромное количество людей, требующих точных ответов, разъяснений, а то и просто наблюдающих за поведением председателя российского парламента в эти критические дни. Мне нужно было побыть одному...
...Я ушел в дальнюю комнату-кабинет, которую почему-то называли «комнатой отдыха». Для меня это был обычный рабочий кабинет, небольшой, уютный и «по-совместительству» — столовая, кофейная. Здесь я в последние два года написал тысячи страниц, прочитал десятки тысяч писем от наших граждан, сам писал им ответы... Сюда я обычно переходил из рабочего кабинета часов в 9—10 вечера и сидел до 12, а то и позже... Попросил дежурного секретаря никого не пускать ко мне в течение одного часа. Не особенно следя за формой фраз, составил прежде всего для себя самый общий план нашей работы или скорее — фрагменты такого плана. Получилось вот что:
ОРГАНИЗАЦИЯ работы по подавлению вооруженного мятежа (общий план)
I этап:
• Верховный Совет, а затем X Чрезвычайный Съезд депутатов приводят в движение механизм отрешения от должности Ельцина в полном соответствии с Конституцией;
• Конституционный суд рассматривает этот вопрос, дает Заключение;
• На Руцкого возлагаются полномочия исполняющего обязанности Президента Российской Федерации; ему следует помочь сформировать группу Советников, или Инспекторов: по обороне — возможно, Ачалова, внутренних дел — кого? Дунаев? Трушин? — посоветоваться... Безопасности — кого? Баранникова? — но он никогда не был лоялен к парламенту, «честно» служил Президенту Ельцину и обратился в Верховный Совет только тогда, когда его откровенно унизили; Кобец намекал на свою готовность стать министром безопасности — почему бы не предложить ему? К тому же депутат, а вчера предупредил...
• «Министрами» их называть не стоит, но решением X съезда правительство Руцкого следует наделить чрезвычайными полномочиями.
• Законодательная власть действует строго по Конституции и в полном соответствии с законами РФ. Никакие их нарушения, продиктованные чрезвычайными обстоятельствами, для нас недопустимы.
• Наша, парламентариев, основная задача: принять весь необходимый блок актов, обеспечивающих твердую законную процедуру возвращения страны в конституционное «поле».
• Обеспечить работу с провинциальной Вандеей.
