Все эти составляющие телевизионного формата политического ток-шоу показывают, что это прежде всего шоу, а потом уже политика и что политик, делающий карьеру через медиа (а в странах массовой демократии иначе эти карьеры теперь практически не делаются), — это прежде всего шоумен. Успешный политик теперь — это не столько политический функционер, как раньше, сколько знаменитость, звезда в том смысле, в каком это понимается в индустрии развлечений. Недаром наряду с инфотейнментом, о котором мы говорили выше, появился еще жанр, именуемый политейнмент, объединяющий в себе политику и развлечение, точнее, подающий политику как развлечение. А профессиональный политик теперь, по словам одного немецкого социолога, — это виртуоз инсценирования политических шоу. Если присмотреться к нашему отечественному политландшафту и фигурам в нем, то мы увидим вроде бы не так уж много успешных политиков, которые одновременно и убедительные шоумены. Но один точно налицо — это нынешний премьер-министр, и это великий политический шоумен. На первых страницах книги мы уже упоминали об одной из его самых блестящих политических инсценировок под названием «Наказание олигарха». Впрочем, эту пьеску лучше было бы назвать «Унижение олигарха». Его способность на всероссийских телеконференциях удерживать внимание публики на протяжении трех-четырех часов поистине уникальна. Его нарочито грубые (и тематически исчерпывающие) политические афоризмы превращаются в фольклор. Периодически он возникает на телеэкране в других ролях, даже с переодеваниями, — борца дзюдо, морского офицера, пилота, охотника, горнолыжника, рыбака (аватары Путина) — и тем демонстрирует свою близость к нам и свою похожесть на нас, смертных. В остальном же ярких фигур, в которых политическая одаренность соединялась бы с актерским темпераментом, пока немного. Но это совсем не значит, что медиаполитика чужда нашему отечеству. Совсем наоборот: давно уже осознано, что медиа, прежде всего телевидение, является основным орудием продвижения политических партий и создания политических карьер. Медийная активность политиков то растет, то затухает, особенно нарастая в периоды подготовки выборов. И любая предвыборная кампания — это аврал не только у политиков, но и в медиа, медиаполитический аврал.
Как мы видели, медиадемократия не является чем-то абсолютно новым. Она представляет собой логичное развитие парламентской демократии, а также логичное развитие типа политика, типа избирателя, типа партии в условиях перехода к массовой демократии, распада прежних классовых, то есть партикулярных, идеологий и воцарения всеобщей идеологии политической корректности, существующей ныне преимущественно в форме общественного мнения. Медиадемократия, по определению Норберта Больца, — это организация политического процесса согласно постановочным принципам медиа, в первую очередь электронных медиа. Еще медиадемократию можно определить как процесс создания общественного мнения, которое затем находит свое выражение в голосованиях на выборах или референдумах, в ответах на вопросы исследователей общественного мнения. Собственно говоря, эти голосования представляют собой завершающий этап кругового процесса действия общественного мнения. Мы показали, как медиа и политики совместно формируют темы, составляющие повестку дня. Затем эти темы посредством медиаполитических инсценировок конкретизируются и переводятся в мнения, которые предлагаются на суд граждан. В силу действия спирали молчания формируется большинство, благодаря которому политики выигрывают выборы. Затем все начинается снова. Собственно, все эти этапы суть этапы процесса реализации медиадемократии.
Как медиадемократия родилась в результате эволюции демократических институтов в процессе «омассовления» политики, так и на смену медиадемократии идет, как думают многие, новая интерактивная демократия, связываемая с техническим чудом Интернета. Многие черты медиадемократии могут вызывать раздражение: поверхностность политиков, инфантильность избирателей, несерьезность обсуждаемых проблем. Как будто бы между политиками и избирателями заключен новый contrat social, согласно которому те и другие встречаются раз в четыре года или в пять лет, а в промежутке стараются не беспокоить друг друга. Но как бы сильно ни было недовольство, наивно думать, что медиадемократию можно «остановить» и вернуть прежнюю «серьезную» политику. Тем более что все не так плохо — ведь ток-шоу предполагают возможность спора. Но сегодня наблюдается стремление все большего количества граждан к активному участию в политике. Становятся привлекательными формы прямой демократии. Об этом свидетельствует рост значимости опросов общественного мнения, без которых ныне не принимается ни одно политическое решение. И те, кто требуют усиления роли прямой демократии, подразумевают прежде всего так называемую электронную или интернет-демократию.
Поскольку Интернет когда-то казался волшебной палочкой или ковром-самолетом, который исполнит все желания и перенесет тебя куда хочешь, то одно время господствовала иллюзия, что Интернет — эта та счастливая область или сфера, где сгруппируются оппозиционеры и все другие свободолюбцы и — через головы спецслужб и правительств — будут общаться со своими единомышленниками. Гражданское общество как бы переместится в Интернет, а милиционеры будут бегать с дубинками по улицам и растерянно озираться в поисках вдруг исчезнувших, как по волшебству, оппозиционеров. Это оказалось иллюзией. «Хотелось бы думать, что Интернет хорош для демократии и плох для диктаторов, но так ли это?» — задается вопросом обозреватель испанской газеты «El Pa?s» Моисес Наим
[102]
. И цитирует, как он пишет, одного из наиболее известных специалистов по изучению политического влияния Интернета в России, с сожалением сообщившего ему, что «как показывает история, новые технологии помогают всем политическим силам в равной степени, а не только тем, что имеют самые благородные и демократические намерения». «На самом деле власти таких стран, как Россия, Иран, Китай или Куба, уже не ограничиваются тем, что тайно читают электронную почту своих граждан, закрывают доступ к некоторым сайтам, вводят цензуру на поиск в сети некоторых слов или имен диссидентов и оппозиционных организаций, временно блокируют работу мобильных телефонов. Все это происходит, но тирании тоже учатся, и авторитарные правительства уже не такие компьютерные неучи, как еще пару лет назад. Новые ухищрения в использовании Интернета в репрессивных целях внушают ужас».
Если отвлечься от наивно-романтической или, наоборот, грубо-пропагандистской терминологии автора — противопоставления светлых борцов за свободу мрачным тиранам — все-таки остается сухой остаток: констатация того, что Интернет — это не славное орудие демократии, а технический посредник — медиум в точном смысле, оказывающийся инструментом в достижении вне его формирующихся и лежащих целей.
Попробуем выяснить, что говорит за и что говорит против Интернета как нового орудия демократии. Обычно в пользу уникальности Интернета как нового и небывалого демократического медиума приводится полнейшая и не сравнимая ни с чем ранее свобода обмена информацией. В Интернете никому не заткнуть рот, каждый может говорить и каждый может быть услышанным. Но при внимательном рассмотрении все оказывается не так просто. Во-первых, каждый может говорить, это так, но и услышан он может быть каждым. А это уже не обязательно благо, потому что есть и недоброжелатели, и враги, и шпионы. Наивно думать, что их нет. Свобода информационного обмена — это хорошо, но это утопическая свобода, возможная только при условии полного и всеобщего доброжелательства и лояльности пользователей в Сети. А если это условие не соблюдено — а оно и никогда не может быть соблюдено! — то приходится вводить ограничения для пользователей информации наподобие старых «секретно», «совсекретно», «для служебного пользования» и т. п., но уже на новом техническом уровне — это защиты от вторжения, коды доступа, шифрование данных, «огненные стены» и т. п. И это естественно, потому что Сетью пользуются еще и «тираны и сатрапы», если прибегнуть к терминологии автора испанской газеты, то есть органы правопорядка, секретные службы, военные, а также и финансовые и экономические организации, врачи, адвокаты, и каждая из этих категорий пользователей имеет свою служебную, военную, коммерческую, врачебную, адвокатскую тайну. Если сюда добавить, что Интернет представляет собой торговую площадку с годовыми оборотами в триллионы долларов и что еще большие суммы переводятся через Интернет, то о свободе передачи и получения информации придется забыть совсем. Все это означает очень простую вещь: Интернет не есть подлинный и исключительный медиум демократии, подлинный носитель общественного мнения или электронное воплощение гражданского общества. Он есть представитель огромного семейства медиа, обладающий, конечно, специфическими особенностями и функциями, но не открывающий пред нами «новую землю и новое небо».
