Полководец медленно провел кончиками пальцев по волосам. В огрубевших подушечках пальцев почувствовалось легкое покалывание. И сразу же где-то далеко за его спиной раздался рев, приглушенный толстыми стенами железной кибитки.
– Ты слышишь меня, ал мае…
Рев повторился. На этот раз в нем появились жалобные нотки.
– Тебе больно и страшно, – прошептал Субэдэ. – Поверь, мне сегодня тоже было очень больно и страшно, когда урусы убивали моих детей… Они все мои дети, алмас…
Это случилось в те годы, когда Империя Цзинь
[103]
билась в агонии, жестоко огрызаясь и бросая в жерло войны последних сынов своего народа…
Он ударил ногой по тяжелой двери, изукрашенной выпуклыми барельефами чужих богов, и она распахнулась неожиданно легко, слишком легко для двери, отлитой из чистого золота. Но Субэдэ некогда было дивиться такому чуду. Он с ходу перепрыгнул порог – немного странный завет Потрясателя Вселенной не касаться стопой порога стал неистребимой привычкой всегда и везде, даже вдали от родных юрт – и ворвался в роскошные императорские покои с изогнутым мечом на изготовку. Тогда для него это было важно – лично захватить в плен владыку Империи чжурчженей.
Маленький худой человек в легком халате, расшитом золотыми драконами, стоял посреди огромной залы и смотрел на Субэдэ отсутствующим, ничего не выражающим взглядом, каким смотрят очень сильные люди на очень невзрачное насекомое. Он был совсем не похож на правителя огромной Империи, этот маленький человечек, но его глаза показались полководцу знакомыми. Он не раз видел отражение похожего взгляда в неподвижной глади озера во время своих раздумий или – гораздо чаще – в полированной до блеска стали клинка перед решающим сражением.
Но у человека не было оружия. В руках у него было лишь огниво, а у его ног валялся большой кувшин. Только сейчас Субэдэ заметил, что легкая ткань халата и волосы человека были пропитаны какой-то маслянистой жидкостью, а по круглому лицу медленно стекали крупные, тяжелые капли.
– А ведь мы похожи, – отчетливо сказал человек на родном языке Субэдэ. – Как же мы похожи!
И засмеялся, занося руку для последнего удара.
– Постой! – закричал Субэдэ, бросаясь вперед.
Сейчас он уже почему-то не хотел смерти Императора. Иногда достаточно одного слова или взгляда для того, чтобы без особой причины изменить годами выношенное желание.
– Подожди! Не надо!!!
Но рука человека опустилась с неожиданной силой. Железо ударило о кремень.
На том месте, где только что стоял владыка Империи Цзинь, взметнулся огненный столб.
Субэдэ отпрянул от жара, прикрывая лицо ладонью. Император продолжал стоять, несмотря на то, что его халат и кожу уже с громким треском пожрал огонь. И в этом треске Субэдэ вновь почудился издевательский смех… Наконец пламя немного поутихло, и лишь тогда рухнул черный обгорелый столб, рассылав по залу сноп искр. В воздухе удушливо завоняло горелыми благовониями и паленым мясом.
Субэдэ опустил голову и вложил меч в ножны. Но тут сбоку, за огромной кроватью, кто-то громко заверещал нечеловеческим голосом.
Субэдэ молча, словно барс, прыгнул на звук, одновременно молниеносным движением вновь обнажая клинок, – и замер…
За кроватью сидело серое существо, отдаленно похожее на человека, сжимая в лапах кинжал из темного металла.
– Брось! – тихо сказал Субэдэ. Но существо лишь глубже вжалось спиной в нишу между стеной и кроватью, испуганно глядя на воина огромными глазами цвета ночного неба.
– Брось это! – повторил Субэдэ на языке чжурчженей, занося меч.
В глазах существа появилась мольба. Оно не собиралось метать в воина черный кинжал. Ему просто было очень страшно, и оно не хотело умирать. Каким-то шестым чувством Субэдэ понял, что перед ним детеныш, хотя существо было размером со взрослого человека.
– Не убивай ее, воин, – сказал кто-то за спиной Субэдэ на том же языке.
Субэдэ резко обернулся.
Сзади него стоял старый чжурчжень в одежде императорского советника, придерживая сморщенной рукой кровоточащий бок, из которого торчал обломок стрелы.
– Не убивай ее, – повторил он, тяжело присаживаясь на край кровати. – Это ен-хсунг, полузверь-получеловек из страны Си-цзан
[104]
.
Рука Субэдэ, сжимающая меч, опустилась – больше от удивления.
– Ты хочешь сказать, что это алмас? Сказочное существо с гор Барон-тала
[105]
?
– Как видишь, это не сказка, – проговорил старик. Его голос становился все тише и тише. – Забери у нее пхурбу – и она будет повиноваться твоим приказам даже тогда, когда вырастет.
– Почему?
– В пхурбу вделаны волосы, выросшие у нее первыми после рождения. Кто владеет волосами ен-хсунг, тот владеет ею. Правда, это не относится к пхурбу…
Последние слова старика Субэдэ пропустил мимо ушей. Сейчас его больше интересовало другое.
– Но зачем ты даришь мне алмас? Ведь она, когда вырастет, станет страшным оружием!
– Станет, – прохрипел старик, медленно заваливаясь на кровать. – Если ты воспитаешь из нее оружие. Но знай, полководец. Это единственное оружие, которое умеет…
– Что? Что умеет?
Старик не договорил. Вместо слов из его горла неторопливым тягучим ручьем потекла черная кровь…
– Что ты еще умеешь, алмас, кроме искусства сеять смерть? – шептал Субэдэ, глядя на косичку из тонких серебристых волос. – И чем же мы похожи с тобой, Император Нинъясу?
В когтистом четырехпалом кулаке, который венчал рукоять черного кинжала, был зажат пучок тонких детских волос. Тихий ночной ветер слабо шевелил их, словно гладил своей невидимой ладонью…
* * *
Рашид осторожно наложил руку на древко стрелы и потянул. Раненый застонал в бреду. Персидский лекарь сокрушенно покачал головой.
– Придется резать.
Воевода обеспокоенно наклонился над лицом лежащего на столе молодого парня, белым, словно некрашеное полотно.
Глаза воина были подернуты дымкой беспамятства. Сейчас он был на пороге, отделявшем живых от чертогов лучшего мира.
– Выживет? – спросил воевода.
– Не знаю, – ответил перс. – Если стрела не отравлена, может, и выживет.