Есть и другая категория способов использования, которую градостроители и уполномоченные по зонированию считают вредной особенно если эти способы использования вкраплены в жилые территории. В эту категорию входят бары, театры, клиники, бизнес и производство. На самом деле она вредной не является; доводы в пользу того, что эти способы использования надо жёстко контролировать, основаны на опыте пригородов и унылых, подверженных внутренним опасностям «серых зон», а отнюдь не полнокровных городских районов.
Вкрапления в жилую среду иных способов использования приносят мало хорошего «серым зонам», а вред принести могут, потому что «серые зоны» не обеспечивают защиту от чужаков (как и защиту самих чужаков, кстати говоря). Но, опять-таки, эта проблема проистекает из слишком слабого разнообразия посреди доминирующей скуки и серости. В полнокровных городских районах, где вовсю цветёт разнообразие, эти способы использования никому не вредят. Более того, они необходимы — либо из-за своего прямого вклада в безопасность, в развитие публичных контактов и перекрёстного использования, либо как средство поддержки других видов разнообразия, приносящих названные прямые результаты.
За трудовыми способами использования людям мерещится очередное пугало — дымящие трубы и висящая в воздухе гарь. Разумеется, все это вещи вредные, но отсюда не следует, что интенсивное промышленное производство в больших городах (большей частью не имеющее таких скверных побочных эффектов) или другие трудовые способы использования должны быть сегрегированы от жилья. Вообще представление о том, будто с вонючими промышленными выбросами можно бороться зонированием и правилами землепользования, кажется мне нелепым. Воздух не признает никакого зонирования. Регулировать нужно сами выбросы.
В прошлом расхожим доводом градостроителей и уполномоченных по зонированию, когда речь заходила о землепользовании, была фабрика клея: «Хотели бы вы, чтобы у вас под боком работала фабрика клея?» Почему именно клея — не знаю; возможно, потому, что клей тогда означал лошадиные и рыбьи кости, и аргумент был рассчитан на то, чтобы утончённые люди содрогались и переставали думать. В своё время поблизости от нашего дома работала фабрика клея. Это было небольшое, симпатичное кирпичное здание, одно из самых чистых на вид в своём квартале.
Ныне фабрику клея заменили другим пугалом — моргом, который выставляют как самый яркий пример ужасов, пробирающихся в округу, где нет жёсткого контроля над способами использования территории. Между тем не похоже, что морги — или «похоронные залы», как мы их называем в Нью-Йорке, — кому-либо вредят. Судя по всему, в живых, диверсифицированных городских районах, в гуще жизни напоминание о смерти не производит такого тягостного впечатления, какое может производить на блеклых пригородных улицах. Забавно, что сторонники жёсткого контроля, так рьяно противящиеся допуску смерти в большой город, столь же рьяно противятся зарождению в нем жизни.
В Гринвич-Виллидже в одном из кварталов, который собственными силами постепенно повышает свою привлекательность, экономическую значимость и интерес к себе, не один год, помимо прочего, функционирует «похоронный зал». Плохо ли это? Это явно не отпугивает ни семьи, вкладывающие деньги в ремонт таунхаусов на той же улице, ни бизнесменов, инвестирующих средства в открытие и обновление здешних заведений, ни застройщика, который возводит здесь новый многоквартирный дом хорошего класса
[43]
.
Странная идея, будто смерть должна быть незамечаемой и неупоминаемой частью городской жизни, обсуждалась в Бостоне столетие назад, когда благоустроители города предложили ликвидировать маленькие старые кладбища при центральных бостонских церквах. Один горожанин — Томас Бриджмен, чьё мнение возобладало, — сказал на это: «Если место захоронения оказывает какое-либо воздействие, то воздействие это лежит в русле добродетели и религии. <…> Его голос — вечный укор глупости и греху».
На то единственное, что я вижу вредного в городских «похоронных залах», указал Ричард Нельсон в книге «Выбор места для розничной торговли». Используя статистику, Нельсон доказывает, что люди, посещающие «похоронные залы», как правило, не совмещают такие посещения с заходами в магазины. Поэтому нет смысла располагать магазины поблизости от них.
В сравнительно бедных районах больших городов — таких как нью-йоркский Восточный Гарлем — «похоронные залы» часто, помимо прочего, играют вполне определённую положительную и конструктивную роль. Потому что если есть такой зал — то есть и владелец похоронного бюро. Наряду с аптекарями, юристами, дантистами и священниками владельцы похоронных бюро в подобных районах служат воплощением таких качеств, как чувство собственного достоинства, амбициозность и информированность. Как правило, это хорошо известные публичные фигуры, активно участвующие в местной общественной жизни. Часто они рано или поздно начинают заниматься и политикой на местном уровне.
Как и многое другое в ортодоксальном градостроительстве, утверждения о вреде, причиняемом теми или иными способами использования, почему-то принимаются людьми на веру, и никто не спрашивает: «А почему это вредно? Как именно это вредит, и в чем конкретно состоит вред?» Я не знаю легальных способов экономического использования (и знаю лишь несколько нелегальных), способных повредить городскому району так же сильно, как отсутствие обильного разнообразия. Из всех городских несчастий Великое Несчастье Скуки намного опережает остальные по опустошительности.
Сказав это, я перейду к последней категории способов использования, включающей те из них, которые, если не контролировать их местоположение, действительно причиняют вред обильно диверсифицированным городским районам. Их можно пересчитать по пальцам одной руки: парковочные площадки, большие или массивные гаражи для грузовиков, бензозаправочные станции, гигантская наружная реклама
[44]
и предприятия, вредные не в силу своей природы, а потому, что на определённых улицах они выбиваются из пропорций.
Все эти пять проблемных способов использования, как правило, достаточно прибыльны (в отличие от свалок утиля), чтобы располагаться на полнокровных, диверсифицированных городских участках. Но вместе с тем обычно они опустошают улицы. Они дезорганизуют их визуально и доминируют настолько, что любому конкурирующему проявлению упорядоченности как в использовании улицы, так и в её внешнем виде трудно, а порой и невозможно произвести сколько-нибудь значимое впечатление.
