«Мы так же, как и они (троцкисты, зиновьевцы — Ю.Ж.), против генеральной линии партии. Против Сталина… Мы можем хладнокровно готовиться, готовиться всерьез к захвату власти и имеем свои планы». А далее Ягода произнес следующее: «Планы правых в то время сводились к захвату власти путем так называемого дворцового переворота. Енукидзе говорил мне, что он лично по постановлению центра правых готовит этот переворот… Енукидзе заявил мне, что комендант Кремля Петерсон целиком им завербован, что он посвящен в дела заговора. Петерсон занят подготовкой кадров заговорщиков-исполнителей в Школе (им.) ВЦИК, расположенной в Кремле, и в командном составе кремлевского гарнизона… В наших же руках и московский гарнизон… Корк, командующий в то время Московским военным округом, целиком с нами. Я хочу здесь заявить, что в конце 1933 г. Енукидзе в одной из бесед говорил мне о Тухачевском как о человеке, на которого они ориентируются и который будет с нами».
26 мая на очередном допросе Ягода вновь вернулся к затронутой ранее теме кремлевского заговора:
«Когда по прямому предложению Сталина я вынужден был заняться делом „Клубок“, я долго его тянул, переключил следствие от действительных виновников, организаторов заговора в Кремле — Енукидзе и других, на „мелких сошек“, уборщиц и служащих… Я уже говорил, что инициатива дела „Клубок“ принадлежит Сталину. По его прямому предложению я вынужден был пойти на частичную ликвидацию дела».
Весной 1935 г., продолжал показания Ягода, Петерсон заявил ему, что «Енукидзе и он сам очень обеспокоены материалами о заговоре, которые попали в НКВД… В следствии я действительно покрыл Петерсона, но мне надо было его скомпрометировать, чтобы снять его с работы коменданта Кремля. Я же все время стремился захватить охрану Кремля в свои руки, а это был удобный предлог. И мне это полностью удалось…»
[5]
Если скорректировать лексику вышеприведенных протоколов, а точнее — следователей, не воспринимать буквально, в прямом смысле такие понятия, как «организация», «центр», «постановление», даже «заговор», то перед нами возникает четкий и даже честный пересказ хода следствия по «Кремлевскому делу». Вернее, как оказывается, по делу «Клубок», которое было поручено Ягоде лично Сталиным, несомненно, после получения информации от А. С. Сванидзе. И данный факт приходится признать бесспорным, ибо ни под каким давлением — физическим или моральным — Ягоде не позволили бы придумывать подобное и тем более следователям — вносить в протоколы.
Согласуются с такой оценкой приведенных отрывков из показаний Ягоды, лишний раз подтверждают их и те самые намеки, содержавшиеся в речи Сталина, произнесенной 4 мая. Они становятся понятными лишь в том случае, если Сталин под теми, кто «угрожал пулями», подразумевал подозреваемых по «Кремлевскому делу» — Енукидзе с Петерсоном и других. Объясняются недомолвки единственно тем, что до завершения следствия, до процесса и, главное, до пленума ЦК говорить о них открыто было преждевременно, особенно в такой аудитории, как выпускники военных академий. Согласуется со словами Сталина, что он «приложил руку к этому делу», и выступление Кагановича на пленуме. Его заявление, что Иосиф Виссарионович сыграл главную роль в «создании» дела Енукидзе.
Безусловно подтверждает факт существования заговора еще и то, что произошло как до, так и после процессов по «Кремлевскому делу». Ягода лишь в мае 1937 г. назвал пятерых причастных к заговору: А. С. Енукидзе, Л. М. Карахана, Р. А. Петерсона, А. И. Корка, М. Н. Тухачевского, а также упомянул в целом Московский военный округ (МВО). Однако вряд ли случайно уже в 1935 г. четверо из них были лишены какой-либо возможности осуществить то, что Ягода назвал дворцовым переворотом. Еще 14 февраля появилось решение ПБ «Об охране Кремля». 3 марта Енукидзе отстранили от поста секретаря ЦИК СССР, то есть лишили прежних полномочий, позволявших ему непосредственно воздействовать на охрану узкого руководства, а несколько позже отправили в Харьков, переставший быть столичным городом. А еще раньше вынужден был покинуть Москву и Л. М. Карахан. Поступили с ним так же, как обычно поступали в двадцатые годы с оппозиционно настроенными партийными лидерами, дабы лишить их возможности играть какую-либо роль в политической жизни, — их не арестовывали, а отправляли в почетную ссылку за рубеж, полпредами. Всех же военнослужащих, занимавших командные посты в МВО, перевели на такие должности, где в их непосредственном подчинении уже не было воинских частей. 22 марта решением ПБ начальника штаба МВО A. M. Вольпе утвердили начальником административно-мобилизационного управления РККА, а на его место назначили В. А. Степанова, до того помощника командующего Приморской группой войск ОКДВА
[6]
. 9 апреля перевели подальше от Москвы Петерсона. Пять месяцев спустя, 5 сентября, решением ПБ, почему-то занесенным в Особую папку, что стало уникальным для такого рода кадровых назначений, А. И. Корка перевели с поста командующего МВО на должность начальника Военной академии имени Фрунзе, его заместителя Б. М. Фельдмана — в аппарат НКО, командующего ПВО округа М. Е. Медведева отправили в отставку. Не пострадал лишь М. Н. Тухачевский, да и то только потому, что тогда, в 1935 г., еще никто не связывал его с кремлевским заговором.
И все же следует уточнить: были ли объективные предпосылки или хотя бы теоретическая возможность существования заговора против Сталина и его группы? Ответ на этот вопрос может быть только положительным. Ведь, отвергнув саму принципиальную возможность заговора как радикальной формы противостояния внутри ВКП(б), следует тем самым исключить хорошо известные факты — весьма сильные оппозиционные настроения, не раз перераставшие в открытые конфликты, разногласия, порожденные слишком многим. Во внутренней политике — провалом первой пятилетки, связанным с ним неизбежным поиском виновных, поиском выхода из кризисной ситуации. Во внешней — уже не вызывающая сомнения полная смена курса, которым с 1917 г. следовала партия, Коминтерн и СССР как государство. Помимо этого, часть наиболее сознательных, убежденных и вместе с тем самых активных коммунистов, особенно участников революции и гражданской войны, сохранили собственное мнение по возникшим проблемам, не желая ни принимать новый курс Сталина, ни становиться откровенными конформистами. Они продолжали ориентироваться только на мировую революцию, сохранение незыблемости классовых основ Республики Советов, диктатуры пролетариата, не желали отказываться от того, что являлось смыслом их жизни.
Енукидзе и Петерсон, Корк и Фельдман, Ягода и его заместители по наркомату, начальники отделов НКВД относились именно к такой категории большевиков. К тем, кого следует называть непреклонными, несгибаемыми, «фундаменталистами». Они, да и не только они, в силу своего политического опыта не могли не понимать, к чему все идет. А к решительному сопротивлению их могло подвигнуть многое, но окончательно — вступление СССР в Лигу наций, пошедшая полным ходом подготовка создания Восточного пакта. Иными словами, воссоздание хотя и с новыми задачами, но все той же пресловутой Антанты, которая не так давно открыто боролась с Советской республикой в годы гражданской войны.
