«Трудящиеся Советского Союза, — говорилось в ней, — выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества»
[20]
.
Исчерпав все возможности добиться от комитета по невмешательству именно тех действий, ради которых тот и был создан, полпред в Лондоне И. М. Майский от имени советского руководства 23 октября официально заявил в комитете:
«Соглашение превратилось в пустую, разорванную бумажку. Оно перестало фактически существовать… Советское правительство, не желая больше нести ответственность за создавшееся положение, явно несправедливое в отношении законного испанского правительства и испанского народа, вынуждено теперь же заявить, что в соответствии с заявлением от 7 октября оно не может считать себя связанным соглашением о невмешательстве (выделено мною — Ю.Ж.) в большей мере, чем любой из остальных участников этого соглашения»
[21]
.
Столь категорические и вместе с тем страстные заявления были сделаны в октябре далеко не случайно. Именно тогда СССР начал оказывать военную помощь республиканской Испании. Еще 4 октября в Картахену на теплоходе «Курск» были доставлены первые советские истребители, а десять дней спустя там с «Комсомольска» выгрузили 50 танков, 80 советских офицеров и сержантов-танкистов под командованием С. М. Кривошеина, о чем Ворошилов сообщил Сталину
[22]
.
Выбор был сделан. Однако новая, единственно возможная, как считало узкое руководство, при сложившемся положении позиция привела к весьма серьезным, хотя и вполне предсказуемым последствиям. Сразу же после появления в мировой печати первых сообщений о поставках советского оружия в Испанию в ряде демократических стран, в том числе США и Франции, поспешили сделать скоропалительный и безосновательный вывод о якобы проявившейся наконец коммунистической экспансии. Так, посол Соединенных Штатов в Париже Уильям Буллит (незадолго перед тем первый посол США в СССР) в беседе с министром иностранных дел Франции Дельбосом позволил себе слишком резкое для дипломата высказывание: «Франко настолько нуждается в живой силе, что если он не получит немедленно значительной помощи от Италии и Германии, то его движение может потерпеть крах, а Испания скоро окажется в руках коммунистов. Вскоре по тому же пути может пойти и Португалия». Ну а сам Дельбос в другой беседе — с нацистским послом в Париже Вельчеком — высказал практически то же мнение, согласился с тем, что опасения Германии относительно «возможной победы» коммунизма в Испании «вполне обоснованны и понятны»
[23]
.
Попытки бездоказательно объяснить законную помощь для борьбы с мятежниками, поддерживаемыми диктаторскими режимами, старым мифом об экспорте мировой революции вынудили советское руководство предпринять необходимый демарш. 9 декабря М. М. Литвинов направил послам Великобритании и Франции ноту, в которой, в частности, отмечал: «Советское правительство готово вместе с другими государствами заявить о воздержании от прямых или косвенных действий, которые могли бы привести к иностранной интервенции в Испании, ожидая, однако, что будет обеспечен или гарантирован полный контроль такого же воздержания со стороны других государств»
[24]
.
Словом, СССР был готов прекратить военную помощь республиканцам, но при одном непременном условии: то же сделают Италия, Германия, Португалия.
О том же пришлось сказать 11 декабря на заседании Совета Лиги наций и В. П. Потемкину: «Правительство СССР не считало никогда, что помощь законному правительству Испанской республики против мятежников представляет собой вмешательство во внутренние дела этой страны или противоречит уставу Лиги наций. Тем не менее в силу некоторых исключительных обстоятельств и ради сохранения мира СССР счел возможным присоединиться к международному соглашению о невмешательстве и со всей лояльностью выполнял принятые на себя обязательства… В этих целях советское правительство неизменно требовало проведения системы действенного контроля. Усиление этой системы и обеспечение выполнения всех ее требований могут ускорить прекращение мятежа в Испании. Когда правительству удастся восстановить порядок, будет устранена и возможность чужого вмешательства во внутренние дела этой страны»
[25]
.
Еще более сильное, предельно опасное, но прямо обратное по смыслу давление узкое руководство испытывало со стороны части испанских республиканских кругов, пользовавшихся массовой поддержкой анархо-синдикалистских Национальной конфедерации труда (НКП), Федерации анархистов Иберии (ФАИ), а также леворадикальной, откровенно троцкистской ПОУМ (Рабочая партия марксистского объединения), чьи идеи сводились к Громкому лозунгу: «Победа рабочих и крестьян в Испании возможна лишь как победа социалистической революции».
Полемизируя с подобными настроениями, исполком Коминтерна буквально через пять дней после начала путча предупреждал:
«Нельзя ставить на данном этапе задачу создания советов и стараться установить диктатуру пролетариата в Испании. Поэтому нужно сказать: действуйте под флагом защиты республики, не сходите с позиций демократического режима в Испании в тот момент, когда рабочие имеют оружие в руках, что имеет большое значение в деле победы над мятежниками. Мы должны им советовать идти с этим оружием вперед, как это мы сделали при другой ситуации, стараться сохранить единство и с мелкой буржуазией, и с крестьянскими массами, и с радикальной интеллигенцией на базе установления и укрепления демократической республики…»
[26]
.
В это же время Георгий Димитров в письме к Хосе Диасу и работнику ИККИ, направленному для работы в Мадрид, Витторио Кодовилья настойчиво рекомендовал всячески избегать всего того, что могло бы подорвать сплоченность народного фронта. Он писал: «До тех пор, пока можно будет обойтись без непосредственного участия коммунистов в правительстве, целесообразно не входить в правительство, так как таким образом легче сохранить единство народного фронта. Участвовать в правительстве только в крайнем случае, если это абсолютно необходимо в целях подавления мятежа»
[27]
.
То, что все же два коммуниста, Висенте Урибе и Хесус Эрнандес, вошли в сформированное 4 сентября правительство Ларго Кабальеро, было вызвано ультиматумом, предъявленным новым премьером: либо коммунисты войдут в кабинет, либо компартии придется нести всю полноту ответственности за поражение республики
[28]
.
