Только незадолго до открытия совещания, в середине февраля 1952 г., да к тому же комиссии в новом составе — Молотов, Микоян, Кумыкин, Григорьян, Пономарев (от Агитпрома) и Захаров (от МВТ) — удалось четко сформулировать его задачи. Своеобразная директива установила: «Основная цель Советского Союза заключается в том, чтобы содействовать прорыву торговой блокады и той системы мероприятий по экономической дискриминации в отношении СССР, стран народной демократии и Китая, которая в последние годы проводится правительством США со все большим нажимом… Совещание должно выявить возможные положительные стороны восстановления и развития нормальных условий в области торговли и экономических связей между странами». А потому предлагалось «предоставить возможность для выступления возможно большему кругу участников совещания, не выдвигая специальных документов, чтобы не создавать особого положения для представителей отдельных стран»
. Иными словами, было решено полностью деполитизировать международное экономическое совещание, отказавшись на этот раз от обычных в таких случаях деклараций, что и привело бы для начала к выходу из изоляции в области международной торговли, обретению новых рынков сбыта советской продукции и сырья, партнеров в импортных операциях за пределами Восточного блока.
Не менее показательным свидетельством начавшихся перемен стали еще два неординарных события. 20 июля 1951 г. в должности министра ВМФ восстановили адмирала Н.Г. Кузнецова
. Такое вроде бы обычное, даже заурядное кадровое перемещение в данном случае выглядело более чем вызывающим, ведь совсем недавно, всего чуть более трех лет назад, Кузнецов не просто был отстранен от должности, но и предстал перед военной коллегией Верховного суда СССР, обвиняемый в измене. Настаивал же именно на таком, репрессивном характере решения судьбы адмирала не кто иной, как Булганин, в то время «всего лишь» заместитель председателя СМ СССР, министр Вооруженных Сил.
«В маленьком зале Кремля, — вспоминал Кузнецов, — где обычно проходили не очень многолюдные совещания старших руководителей, было собрано Политбюро ЦК под руководством Сталина. На этом совещании моряков Сталин сидел в стороне. Председательствовал Маленков. Предложили всем командующим флотами высказаться о делах в ВМФ… Сталин, не проронив ни слова, что-то писал на бумаге… Нас отпустили. Сталин только сказал, что Юмашев (министр ВМФ. — Ю. Ж.) "пьет", и предложил подумать о замене. Все ждали указаний свыше. На следующий день собрались уже в другом помещении (кажется, в кабинете Маленкова), и на вопрос, что мы надумали, естественно, никто не ответил. Тогда председатель взял слово и сказал, что они на Политбюро обменивались мнениями и решили "вернуть" Кузнецова»
.
Вот так, когда Булганин оказался членом «триумвирата» и возглавил Бюро по военно-промышленным и военным вопросам, его личного врага возвратили на старую должность. А вскоре началась весьма своеобразная реабилитация другого полководца периода Великой Отечественной войны. 24 июля «Правда» не только поместила сообщение о том, что в состав правительственной делегации СССР на праздновании Дня возрождения Польши наравне с Молотовым включен и маршал Г.К. Жуков, но и опубликовала полный текст его выступления в Варшаве.
Но все же с наибольшей силой подспудная, не прекратившаяся и после 16 февраля закулисная борьба за лидерство в «триумвирате», за торжество своей концепции внешней и внутренней политики проявилась в другом — в устранении преданного Сталину, всесильного министра госбезопасности Абакумова, в чем в равной степени были заинтересованы все члены нового узкого руководства, но более других — Маленков. Ведь для закрепления обретенных позиций опоры только на партаппарат ему было недостаточно. Весьма желательной являлась поддержка МГБ, ибо второе силовое министерство, Вооруженных Сил, контролировалось Булганиным, а также, но косвенно, и Берия.
В первых числах июля в ЦК поступила — несомненно, не без активного содействия Административного отдела или Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов, то есть при обязательной поддержке со стороны Маленкова, — записка одного из рядовых сотрудников МГБ, подполковника, старшего следователя М.Л. Рюмина. В ней Абакумов обвинялся во многих грехах, в том числе в странной, по мнению автора записки, смерти до завершения следствия арестованного в середине ноября 1950 г. Я.Г. Этингера, кардиолога, заведующего кафедрой 2-го Московского медицинского института, консультанта Лечсанупра Кремля и фактически врача семьи Берия, уже «признавшегося» в причастности к смерти А.С. Щербакова. В вину министру госбезопасности ставилось непредставление в ЦК сведений о «деле» Этингера, а также о ходе следствия еще по двум «делам»: попытке бегства в ФРГ генерального директора акционерного общества «Висмут», занимавшегося добычей урановой руды в ГДР, а также террористической группы еврейской националистической молодежи, «раскрытой» в Москве.
4 июля ПБ поручило «комиссии в составе тт. Маленкова (председатель), Берия, Шкирятова и Игнатьева проверить факты, изложенные в заявлении Рюмина и доложить о результатах Политбюро ЦК ВКП(б)» в течение трех-четырех дней. Комиссии этого времени хватило с избытком, и уже через два дня ПБ приняло постановление «О неблагополучном положении в МГБ СССР». Месяцем позже, 9 августа, Абакумова сняли, утвердив вместо него в должности министра С.Д. Игнатьева, члена Следственной комиссии в качестве заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов
.
С этого момента Маленков и Берия пытались извлечь максимальную для себя выгоду из возникшей ситуации. Используя созданную ими же необходимость полной смены руководства МГБ — второй пункт постановления от 9 августа требовал «внести на рассмотрение ЦК предложение о новом первом заместителе и других заместителях министра госбезопасности», — они стремились провести на эти должности своих людей, чтобы добиться тем если не явного преимущества, то хотя бы подобия равновесия.
Закулисный торг, если он был, длился более двух недель, только 26 августа удалось найти компромисс. К министру-партфункционеру первыми заместителями утвердили двух профессионалов — С.И. Огольцова и С.А. Гоглидзе. Заместителем по кадрам традиционно стал партработник А.А. Епишев, перед тем работавший первым секретарем Одесского обкома и инспектором ЦК ВКП(б). Должности же просто заместителей министра поделили, но далеко не поровну: четыре отдали профессионалам — Е.П. Питовранову, Н.П. Стаханову, П.Н. Мироненко, П.П. Кондакову; две — «людям со стороны», инспектору ЦК ВКП(б) С. Р. Савченко и заместителю управляющего делами СМ СССР СВ. Евстафьеву.
На том борьба за контроль над МГБ с помощью кадровых перестановок не завершилась. 19 октября особо отличившегося Рюмина назначили заместителем министра и начальником Следственной части по особо важным делам. Затем, через две недели, первым замминистра назначили Савченко, заменив им Гоглидзе, внезапно отправленного на периферию, в Узбекистан. Зато другого старого соратника Берия, Л.Ф. Цанаву, перевели из Минска и утвердили начальником Второго главного (контрразведывательного) управления. И почти сразу же заместителем к нему назначили ОМ. Грибанова
.
Так и не утихнувшая, хотя и скрытая, борьба за лидерство в «триумвирате» и слишком несхожие взгляды его членов на кардинальную проблему, какой же курс, жесткий или мягкий, следует проводить, привели к неизбежному — сделали как внутреннюю, так и внешнюю политику страны непредсказуемой, резко колеблющейся между двумя крайними точками.
