Окрыленный успехом в Лондоне, Молотов незамедлительно отбыл самолетом в Вашингтон. Там, после менее острых переговоров с Рузвельтом, Гопкинсом и госсекретарем Хэллом, практически прошедших без разногласий, был подписан еще один союзнический договор, на этот раз с США — «О принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии». Коалиция трех великих держав, зародившаяся на Московской конференции, стала действующим фактором Второй мировой войны.
Однако и в беседах с американцами ничего утешительного о возможности открытия в скором времени второго фронта услышать Молотову не довелось. Поэтому при вторичном посещении Лондона, по дороге на родину, ему пришлось довольствоваться совместным коммюнике, которое ограничилось всего лишь простой констатацией достижения «договоренности в отношении некоторых задач создания второго фронта в Европе в 1942 г.»
. И сделано это было, по признанию Черчилля, только для дезинформации противника, не больше
. Правда, Молотову все же удалось добиться подписания еще одного, секретного договора — об обмене между двумя странами военно-технической информацией. Спустя всего три года британская сторона нарушила этот договор, в результате произошли трагические события, определившие характер всей послевоенной эпохи.
Единственным членом ГКО (разумеется, без учета Ворошилова), кому пока не сопутствовала удача во всех начинаниях, оказался Сталин. В своем активе он располагал лишь одним — да, бесспорной, убедительной победой под Москвой, но этого явно было недостаточно для решительного перелома хода войны. Положение Сталина как наркома обороны и Верховного Главнокомандующего стало чрезвычайно сложным, когда вермахт после весенней передышки, объясняемой немцами распутицей, вновь перешел в наступление и начал, как несколько позже объяснил Гитлер, последнюю, заключительную кампанию по разгрому Советского Союза.
8 мая 1942 г. немецкие дивизии прорвали фронт в Крыму и вынудили части Красной Армии неделю спустя оставить Керчь, а 2 июля, ввиду полной бесперспективности дальнейшей обороны, и Севастополь.
Пытаясь выправить положение, складывавшееся все более и более неблагоприятно, Сталин дал разрешение на проведение операции в районе Харькова. Она, по замыслу советского командования, в случае успеха могла привести к освобождению Донбасса, снять угрозу, нависшую над Северным Кавказом, позволить попытаться восстановить контроль над Крымом. 12 мая части Юго-Западного фронта под командованием С.К. Тимошенко и правого крыла Южного фронта (Р.Я. Малиновский) начали наступление, которое захлебнулось через пять дней. Германская армия, используя свое явное превосходство, не только выдержала натиск, но и сумела перейти в контрнаступление, которое стало стремительно нарастать в двух направлениях: на восток, к Сталинграду и Волге, и на юг, чтобы захватить сначала Северный Кавказ, а затем и Закавказье с его нефтепромыслами.
29 мая была уничтожена группировка Красной Армии в районе Харькова — 70 тысяч попавших в плен и 5 тысяч убитых по сводкам Совинформбюро. 6 июля части вермахта заняли Воронеж, выйдя к Дону; 17 июля — Ворошиловград; 23-го — Ростов-на-Дону; 8 августа — Майкоп; 9-го — Пятигорск; 25 августа — Моздок, немного не дошли до Грозного. Только здесь, уже в предгорьях Кавказа, их удалось остановить.
На другом направлении немецкого удара сложилась более угрожающая ситуация. 2 августа германские дивизии подошли к окраинам Сталинграда, а 23 августа, обойдя город севернее, вышли на берег Волги. Здесь и началась битва, предопределившая судьбу всей войны.
Только теперь Сталин наконец убедился в профессиональной несостоятельности многих окружавших его генералов и маршалов, которым он доверял, проигрывавших одно сражение за другим. Потому-то он и начал, на этот раз уже не торопясь, с большой осторожностью, очередную смену командования Красной Армии.
Еще 11 мая — из-за болезни — был смещен Б.М. Шапошников с должности начальника Генштаба, исполняющим обязанности назначен для начала А.М. Василевский
. Тогда же, весною, сменены некоторые начальники главных управлений НКО: автотранспортного, в мае утвержден З.И. Кондратьев, а в ноябре — В.Е. Белокосков
; ВВС — А.А. Новиков. Утверждены и новые заместители Сталина в НКО: по химической обороне и гвардейским минометным частям — В.В. Аборенков, по кадрам — А.Д. Румянцев, начальником Главпура вместо снятого Л.З. Мехлиса — А.С. Щербаков
и Генерального штаба — Василевский, по бронетанковым войскам — Я.Н. Федоренко
. Но самым важным, решающим стало назначение Г.К. Жукова: 26 августа — заместителем Верховного Главнокомандующего Красной Армией и Военно-Морским Флотом, а на следующий день — еще и первым заместителем наркома обороны вместо С.М. Буденного
.
Несколько позже, уже осенью, Сталин произвел замену руководителей тех армейских групп, которым предстояло участвовать в уже разрабатываемой Сталинградской операции. В августе назначил командующим Сталинградским фронтом А.И. Еременко, а Северо-Кавказским — И.И. Масленникова; в сентябре Донским — К.К. Рокоссовского; в октябре Юго-Западным, а в декабре Воронежским — Н.Ф. Ватутина.
Столь же основательные кадровые перетряски затронули и узкое руководство, что в очередной раз изменило расстановку сил в нем и вместе с тем ликвидировало в конце концов то сложное, даже двусмысленное положение, в котором оно оказалось после реанимации БСНК во главе с Вознесенским.
Предвестником надвигавшихся изменений явилось снятие Кагановича с поста наркома путей сообщения 25 марта, чего, впрочем, можно было ожидать после назначения его всего лишь членом Транспортного комитета ГКО. Во главе НКПС утвердили А.В. Хрулева, сохранив за ним должность и заместителя наркома обороны
. Только 23 июля Лазарю Моисеевичу сумели подыскать более отвечающий его способностям пост, на котором он даже в самом худшем случае причинил бы наименьший ущерб делу, — уполномоченного ЦК и СНК по обеспечению заготовок местных видов топлива, поручив работу, подотчетную не ГКО, а БСНК. Однако и ее Каганович настолько быстро ухитрился завалить, что уже месяц спустя его пришлось освободить и от этих обязанностей, заменив Косыгиным
.
Примерно в те же дни, 16 августа, произошло решающее для власти событие. По решению ПБ Молотова, «в отмену постановления от 10 марта 1941 г.», вновь назначили первым заместителем председателя СНК «по всем вопросам работы Совнаркома СССР». Более того, 21 августа последовало еще одно решение ПБ, в соответствии с которым Вячеслав Михайлович вдобавок ко всему стал еще и председателем Комиссии БСНК по текущим вопросам, а Вознесенский — всего лишь одним из ее шести членов
. Тем самым Молотов полностью восстановил свое былое положение второго лица в государстве. Упрочило его прежние права, но как главы Наркомата иностранных дел, и решение ПБ от 5 декабря. Оно передало «контроль за визированием советской прессы и радиопередач по вопросам международной жизни и внешней политики из компетенции Советского информбюро», то есть УПиА в лице секретаря ЦК А.С. Щербакова, «в ведение Отдела печати НКИД (как это было до войны)». Внешнеполитическую цензуру член коллегии наркомата, бывший посол СССР в США К.А. Уманский и заведующий Отделом печати Н.Г. Пальгунов
.
О значительном, принципиальном изменении в расстановке сил на вершине власти свидетельствовало и еще одно, только внешне казавшееся не особенно значительным, решение ГКО от 16 октября. Оно поручало «тройке в составе тт. Берия (председатель), Вознесенского и Маленкова принять все меры как по увеличению добычи угля, так и по урезыванию других потребителей, а также по переводу некоторых железных дорог на бурый уголь для того, чтобы обеспечить НКПС углем как запасами на зиму, так и для текущих эксплуатационных нужд»
. Уже само создание такой «тройки» ставило под сомнение все предыдущие действия Вознесенского, отвечавшего в ГКО за топливную проблему. Ну а то, что его помимо всего делали подчиненным Берия, вроде бы равного ему по положению, более чем убедительно демонстрировало начало очередного падения Вознесенского, потерю его с таким трудом начавшего было восстанавливаться престижа.
