2. Установить, что оперативные бюро СНК СССР:
а) подготавливают и представляют на рассмотрение председателя СНК СССР проекты решений по народнохозяйственному плану (квартальным и годовым), по планам материально-технического снабжения, а также по отдельным важным вопросам, требующим решения Совета Народных Комиссаров СССР;
б) принимают оперативные меры по обеспечению выполнения установленных Совнаркомом планов и осуществляют оперативный контроль за выполнением соответствующих решений СНК СССР, принимают от имени СНК СССР обязательные для соответствующих наркоматов и ведомств решения по вопросам текущего оперативного руководства деятельностью наркоматов и ведомств.
3. Утвердить оперативное бюро СНК СССР, ведающее вопросами работы НКО, Наркомвоенморфлота, сельскохозяйственных и пищевых наркоматов, наркоматов торговли и финансов, а также комитетов и управлений при Совнаркоме СССР, в следующем составе: Молотов В.М. (председатель), Вознесенский Н.А. (заместитель), Микоян А.И., Андреев А.А., Булганин Н.А., Шверник Н.М.
4. Утвердить оперативное бюро СНК СССР, ведающее вопросами работы промышленных наркоматов и железнодорожного транспорта, в следующем составе: Берия Л.П. (председатель), Маленков Г.М. (заместитель), Вознесенский Н.А., Микоян А.И., Каганович Л.М., Косыгин А.Н.»
.
Нетрудно заметить, что в результате постановления от 6 сентября ликвидация ГКО превратилась в откровенную фикцию, его, точнее — оперативное бюро ГКО, просто переименовали и только в соответствии с потребностями времени несколько переориентировали — с выпуска обычных вооружений на производство ядерного оружия, а также, о чем еще предпочитали не упоминать, боевых ракет и радиолокационного оборудования. Не претерпели корректив задачи и прежнего бюро СНК. Наконец, практически не изменился и состав узкого руководства, включавшего, помимо перечисленных лиц, еще Сталина и занятого исключительно партийными делами А.А. Жданова.
И еще одна весьма существенная деталь. Как явствовало из текста постановления, четыре наркомата — государственной безопасности, внутренних дел. иностранных дел, внешней торговли, а также только что созданное Первое главное управление (ПГУ) юридически остались, как и прежде, вне подчинения СНК.
Какие-либо документы, позволяющие однозначно установить подлинные замыслы Сталина и других членов узкого руководства при ликвидации ГКО, отсутствуют. Однако далеко не случайный разрыв в двое суток между принятием двух на деле противоречащих друг другу документов ПБ дают основания для ряда предположений.
По постановлению от 4 сентября роспуск ГКО должен был стать полным и окончательным, что означало лишь одно — автоматическое возвращение прежних, законных, определенных Конституцией прав Совнаркому СССР в лице его бюро, усиление тем самым возросшей роли Вознесенского и серьезное понижение членов «триумвирата» военной поры. Поэтому двое суток, с вечера 4-го по вечер 6 сентября, скорее всего, и ушли на ожесточенную борьбу между двумя властными группировками. Само же постановление от 6 сентября явилось результатом вынужденного компромисса, свидетельствовавшего о сохранении равенства сил. А вместе с тем и об относительной еще слабости Сталина, отсутствии у него возможностей настоять на своем. Ведь если и нужно было создавать оперативные бюро, то совсем не обязательно только два, что усиливало позиции их председателей. Логично было ожидать иного — возвращения к довоенной практике — к структуре СНК, разделенного на четыре, пять или даже шесть отраслевых бюро. Только такое решение позволило бы поставить всех претендентов на власть в равное положение и между собой, и перед Сталиным.
На деле же прежняя расстановка сил оставалась без малейшего изменения, сохранились достаточно прочные позиции Молотова, Берия и Маленкова в государственных структурах. Первые два поделили, ни на йоту не уступив Вознесенскому, руководство реорганизованным вроде бы Совнаркомом. Третий совмещал, как это он делал последние полтора года, лишь чуть-чуть пониженную государственную должность — теперь не вторую, а третью в иерархии, с обязанностями второго секретаря партии. Помогла сохранить статус-кво, без сомнения, самая важная тогда для страны проблема: необходимость как можно быстрее создать советскую атомную бомбу.
Далеко не случайно составы Специального комитета при ГКО и одного из двух ОБ СНК чуть ли не полностью совпали. И там и тут председателем являлся Берия, заместителем — Маленков, членом — Вознесенский. По сути, данное ОБ СНК и подменяло собою Специальный комитет, фактически прекративший свою деятельность именно с сентября 1945 г. Да он уже и не был нужен. Ведь попавшими под прямой контроль Берия как председателя ОБ СНК оказались именно те наркоматы и ведомства, которые изначально, с октября 1942 г., были связаны с выполнением работ по урановому проекту: наркомцветмет, наркомхимпром, наркоматы электростанций и электропромышленности, тяжелого и среднего машиностроения, строительства, Главвоенспецстрой, Главкислород, Комитет по делам геологии. Но такая своеобразная бюрократическая метаморфоза, поначалу позволившая Берия и Маленкову просто удержаться на вершине власти, вскоре обернулась возникновением военно-промышленного комплекса.
…Теперь узкому руководству оставалось лишь одно — открыто, официально зафиксировать сложившуюся расстановку сил, сделав это сразу же после откладывавшихся из-за войны, назначенных наконец на февраль 1946 г. выборов в ВС СССР, на первой сессии его второго созыва. Однако все планы внезапно оказались под угрозой из-за резкого ухудшения состояния здоровья Сталина. Как свидетельствует один из его близких родственников, а потому достаточно информированный и надежный источник, врачи констатировали у Иосифа Виссарионовича инсульт
. Вполне справедливо опасаясь самого худшего, 3 октября ПБ решило временный отход главы советского правительства от повседневного руководства оформить как отпуск. Но уже 9 октября происшедшее пришлось сделать достоянием гласности, сообщив о нем на следующий день (поразительная поспешность!) во всех газетах страны: «Отъезд тов. Сталина в отпуск. Вчера, 9 октября, председатель Совета Народных Комиссаров СССР тов. И.В. Сталин отбыл в отпуск на отдых»
.
Получив необычную информацию из Москвы и, скорее всего, связав ее с пророчеством Генри Кессиди, сделанном почти год назад, Трумэн поспешил проверить столь важные сведения и установить, каково же на самом деле состояние здоровья Сталина, следует ли учитывать его как новый фактор при проведении внешней политики. 14 октября президент США счел не просто необходимым, а неотложным направить главе СССР личное послание, якобы настолько важное — речь в нем шла о созыве мирной конференции, — что вручить его посол Аверелл Гарриман должен был незамедлительно и непременно из рук в руки.
После непродолжительных проволочек встреча состоялась. Более того, чтобы рассеять все сомнения у тех, у кого они появились, ТАСС тотчас распространил довольно пространное и неуклюжее заявление: «В иностранной печати появились разноречивые сообщения о том, что президент США г. Трумэн направил председателю Совета Народных Комиссаров СССР И.В. Сталину свое послание. Как стало известно из авторитетных источников, послание, направленное президентом Трумэном 14 октября, было вручено 24 октября И.В. Сталину послом Соединенных Штатов А. Гарриманом, имевшим специальное поручение посетить И.В. Сталина и представить комментарии к посланию президента. Г-н Гарриман посетил И.В. Сталина в районе Сочи, где он проводит отпуск, и имел с ним две беседы. 26 октября г-н Гарриман возвратился в Москву»
.
