Таким образом Н.А. Вознесенский решал две задачи. Прежде всего, возвеличивал Сталина, одновременно мифологизируя его личность, активно способствуя поддержанию, усилению культа вождя, который якобы один и принимал все без исключения судьбоносные решения. Вместе с тем Вознесенский открыто демонстрировал свой выбор, свою личную безграничную преданность Сталину, и только ему, твердую готовность идти с ним до конца в борьбе за единоличное лидерство в узком руководстве и с явными, и с потенциальными соперниками. К первым, как явствовало из использования в книге умолчания, несомненно, следовало отнести Молотова, Берия и Маленкова, и, возможно, Микояна. Ведь именно их имена загодя, как бы предвосхищая события, вычеркивали из будущей официозной истории страны.
Поступая таким образом, Вознесенский, скорее всего, исходил из собственного прогноза о неизбежности в самом скором времени очередного раунда схватки на вершине власти. Основанием могло послужить появление 9 июня 1947 г. указа ПВС СССР «О разглашении государственной тайны» — акта, органически связанного с деятельностью судов чести, уточнявшего их сущность, цели и задачи, направленного прежде всего против тех, кто занимал высокие посты в партийных и государственных структурах. Ведь именно они и являлись основными носителями настоящих тайн, а потому могли стать обвиняемыми в соответствии с новым карательным указом.
Еще более неоспоримым свидетельством близкого усиления борьбы в узком руководстве стало решение ПБ от 23 сентября 1947 г., признавшее «необходимым иметь в аппарате ЦК ВКП(б) Суд чести»
. Сделано это было далеко не случайно, ибо на рассмотрение последнего одновременно выносились «антигосударственные поступки» уже снятых со своих постов заместителя начальника УПиА К.С. Кузакова и заведующего Отделом печати УК М.И. Щербакова
. Им обоим инкриминировалось одно и то же: «покровительство» только что «разоблаченному» как британский шпион Б.Л. Сучкову, «протаскивание» его сначала на должность заместителя заведующего Отделом издательств УПиА, а 23 апреля 1947 г. — директора Издательства иностранной литературы.
«Дело» Сучкова, павшего одним из первых в обострявшейся с каждым днем борьбе Кузнецова со Ждановым, послужило формальным предлогом для проведения чистки УПиА, устранения из него, вскоре пониженного в статусе и реорганизованного в отдел, самостоятельно мыслящих сотрудников, ориентировавшихся на Александрова и Жданова, для полного подчинения оставшихся там работников новым руководителям Суслову и Шепилову. Вскоре аналогичные методы использовали и в Министерстве Вооруженных Сил (МВС), где Булганин столь же своеобразно утверждал себя в новой роли.
8 ноября в Москву вызвали тех, кто возглавлял в прошлом НКВМФ: адмиралов Н.Г. Кузнецова — наркома в 1939—1946 гг., Л.М. Галлера — замнаркома в 1940—1946 гг., В. А. Алафузова — начальника Главного морского штаба в 1942—1943 и 1944—1945 гг., Г.А. Степанова — начальника Главного морского штаба в 1943—1944 гг. Их обвинили в незаконной передаче союзникам в годы войны секретной документации по парашютной торпеде. 11 декабря на совещании у Булганина их дело решено было передать на рассмотрение суда чести министерства, что на следующий день подкрепило соответствующее постановление СМ СССР. Состоявшееся месяц спустя, 12-15 января 1948 г., заседание суда чести МВС, как и предусматривало положение о нем, передало дело четырех адмиралов в военную коллегию Верховного суда СССР, а та 3 февраля приговорила Алафузова и Степанова к десяти годам лишения свободы, Галлера — к четырем, неожиданно милостиво отнесясь к Кузнецову. Его только понизили в звании до контр-адмирала, но уже 10 июня частично реабилитировали, назначили заместителем главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке по Военно-Морским Силам
.
Столь сокрушительная деятельность судов чести, как можно догадываться, породила у некоторых членов узкого руководства серьезные опасения за свое положение, возможно, вызвав предчувствие, что ситуация весьма легко может выйти из-под их контроля, перерасти в новую волну массовых репрессий, неизбежно приведет к полной дезорганизации всего государственного аппарата, совершенно недопустимой в условиях конфронтации с Западом. Только поэтому, можно с полной уверенностью утверждать, 15 марта 1948 г. ПБ сочло необходимым установить: «Запретить впредь министрам организовывать суды чести над работниками министерств без санкции Политбюро ЦК». Более того, в данном решении упоминались те, кто в тот момент и представлял явную угрозу для большинства членов узкого руководства. Как повод использовался достаточно второстепенный инцидент: «Считать неправильным, что т. Абакумов организовал суд чести над двумя работниками министерства без ведома и согласия Политбюро, что и поставить т. Абакумову на вид. Указать секретарю ЦК т. Кузнецову, что он поступил неправильно, дав т. Абакумову единолично (выделено мною. — Ю. Ж.) согласие на организацию суда чести над двумя работниками. Решение суда чести Министерства государственной безопасности в отношении тт. Бородина и Надежкина приостановить до разбора дела Секретариатом ЦК»
.
Скорее всего, данное решение вышло из-под пера тех, кто не только не желал потворствовать подобным репрессивным акциям, но и попытался использовать представившуюся возможность для существенного ограничения слишком возросших прав Кузнецова, действовавшего совместно с Абакумовым и его грозным министерством. Авторы решения в какой-то мере добились желаемого. Во всяком случае, с весны 1948 г. суды чести проводились все реже и реже, а затем просто прекратили существование. Но еще ранее обозначилась иная, более «мягкая» методика, позволявшая дискредитировать и устранять с политической сцены лиц, по той или иной причине нежелательных или неугодных власть предержащим. Именно так поступили с Г.К. Жуковым, отказавшись и от политических обвинений, и от использования суда чести, а нашли выглядевший более веским, понятным генералитету и офицерскому корпусу повод.
20 января 1948 г. ПБ приняло постановление «О т. Жукове Г. К., Маршале Советского Союза»:
«ЦК ВКП(б), заслушав сообщение комиссии в составе тт. Жданова, Булганина, Кузнецова, Суслова и Шкирятова, выделенной для рассмотрения поступивших в ЦК материалов о недостойном поведении командующего Одесским военным округом Жукова Г.К., установил следующее.
Тов. Жуков в бытность главнокомом группы советских оккупационных войск в Германии допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП(б) и честь командира Советской Армии. Будучи полностью обеспечен со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков злоупотреблял своим служебным положением, встал на путь мародерства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей.
В этих целях т. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчиненных, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления, забирали картины и другие ценные вещи во дворцах и особняках, взломали сейф в ювелирном магазине в г. Лодзи, изъяв находящиеся в нем ценности, и т. д.
В итоге всего этого Жуковым было присвоено до 70 ценных золотых предметов (кулоны и кольца с драгоценными камнями, часы, серьги с бриллиантами, браслеты, броши и т. д.), до 740 предметов столового серебра и серебряной посуды и сверх того еще до 30 килограммов разных серебряных изделий, до 50 дорогостоящих ковров и гобеленов, более 600 картин, представляющих большую художественную ценность, около 3700 метров шелка, шерсти, парчи, бархата и др. тканей, свыше 320 шкурок ценных мехов и т. д.
