– Батюшка сыскной воевода… вот те крест!
– В управлении поговорим, – отрезал я, глядя на его безуспешные попытки связанными за спиной руками сотворить крестное знамение.
Митяй кивнул и пошел за мной, как послушная собачонка. На выходе я попросил стрельцов развязать парня. С узлами возиться никто, конечно, не захотел. Попросту рубанули саблей, и вся недолга… От царева терема до нашего дома шли пешком. Мы с Ягой молчали, а Митька, чувствуя недоброе, оправдывался как мог, перемежая горькую правду с несусветным враньем:
– Все как есть исполнял согласно вашим указаниям. Планшеточку на грудь повесил под рубаху и, ровно ладанку нательную, берег! Вот, извольте получить, воевода-батюшка… А за порядком в городе я следил! Как же иначе можно, иначе никак нельзя… Сил не жалел, все ноги себе истоптал, горло сорвал, народ к законопослушанию склоняючи. У нас ведь что за люди? Сами знаете… Работу разъяснительную с населением проводил, детишек в играх определял, чтоб на проезжую часть – ни-ни! Ни одного дорожно-транспортного происшествия за весь день – во как старался. Купцам помогал, где поставить, где объяснить, где товар с гарантией проверить. Воришкам мелким карманным пальцем грозил, а чтоб кулаком кого обидеть, ну в рыло или в глаз, так – ни боже мой! Вежливость проявлял и понимание. Поведение соблюдал милицейского работника достойное. Ни одной жалобы! Все как есть мною по уши довольны, а кое-кто и благодарность просил вынести… Это я не для хвастовства какого, а так, обстановку докладываю, реальную. Чтоб, значит, вы в курсе были… А, Никита Иванович?
– Ну? – буркнул я.
– Ну… что ж молчите-то? Али мне не верите? Ой, да бога побойтесь, батюшка! Я ж за вас, живота не жалеючи, бьюсь весь день с правонарушителями, не ем, не пью, в тюрьме сижу почем зря. Стыдно не доверять собственным сотрудникам…
– Ты зачем к Матрене в капусту сызнова влез? – между делом поинтересовалась Яга.
– Началось… – философски вздохнул Митька.
Что у нас было, дальше помню весьма смутно, очень хотелось спать. А так как основные операции по обработке новых версий я наметил на вечер, то вздремнуть часок-другой было просто необходимо. Однако та толпа народа, что ожидала нас у ворот управления, напрочь перебила мне весь сон. Количество ревущих баб вдвое больше, чем в тот памятный день, когда мы впервые вызвали на допрос дьяка, боярина и казначея. Спрашивать, зачем они пришли, было бессмысленно. На Митьку смотрели как на врага народа, мне же едва не падали в ноги с мольбой о помиловании. Со всех сторон только и слышалось:
– Аспид проклятый! Пожалей сирот, воевода-батюшка! Змий трехголовый, ты пошто моего мужика в поруб упрятал? Ужо сделай божескую милость, гражданин начальник, ить прям со свадьбы жениха в кутузку упекли… Почем зря старика моего повязали, ирод! Ирод ты и есть! Не дай пропасть вдове горемычной, сыскной воевода, все глазоньки выплакала… Да не пьяный он был, не пьяный! Так, слегка принявши… Верни сына матери, господин участковый, не позволь сгинуть в тюрьме моей кровиночке! Антихрист! Как посмел отца Афиногена вместях с отъявленными уголовниками под замком держать?! Вот уж накажет тебя Господь, аки филистимлян… Навуходоносор несчастный!
Если бы не мы с Ягой, бабы растерзали бы недоумка на лоскутки. Громко пообещав сегодня же со всем разобраться и наказать виновных за перегибы, я пробился к воротам. Баба Яга увела Митяя в дом, от греха подальше. Мне же пришлось идти к порубу, овину, сараю и конюшне, так как заключенные были везде! Вели себя очень вежливо… Я открывал замки и отпирал засовы, все выходили по одному, без толчеи, недоверчиво щурясь на солнышко и заискивающе улыбаясь. Понятно, что ничего уголовно наказуемого никто из них не совершил, но, видимо, каждый чувствовал за собой какие-то мелкие грешки, а за время «заключения» раздул их до умопомрачающих размеров. За что их хватал Митька, уже не важно, главное, что все чувствовали себя в чем-то виноватыми и были готовы понести самое суровое наказание. Воспользовавшись этим, я просто выстроил всех в одну шеренгу, встал на чурбачок и с самым грозным видом рявкнул:
– Ну, мужики!.. Смотрите у меня! На первый раз всех прощаю. Но не дай бог кто попадет в кутузку вторично… даже не знаю, что я с вами сделаю!
– Благодарствую, батюшка сыскной воевода! – хором грянули «уголовнички», кланяясь мне в пояс. – Ужо не подведем! Дай бог здоровьичка тебе и твоей милиции!..
Я распахнул ворота. Счастливое воссоединение истосковавшихся сердец вызывало сентиментальную слезу. Я еще подумал, что, пожалуй, и вправду в семейной жизни что-то есть… Даже завидно немного было глядеть, как заботливо бабы разбирают своих мужиков. Кое в чем Горох был прав… вот закончу это дело, обязательно женюсь. В смысле, начну понемножку приглядываться к местным девушкам. Не такие уж они и дуры, наверно. Маркеса, конечно, не знают, Чеховым не увлекались, Рильке не цитируют, но во всем остальном, возможно, и не совсем безнадежны. С другой стороны посмотреть, а чего это я так привередничаю? Откуда у простого лейтенанта милиции, да еще младшего, такие капризы? Здесь жена должна уметь щи варить, полы мыть, рубашки вышивать крестиком, а знать отличие Чайковского от Чуковского ей без надобности. Ну и что с того? Нет, надо все же о будущем подумать… Я давно привык мыслить реальными аспектами бытия. Назад дороги нет. Или я научусь жить в гармонии с этим миром, или должен уйти из него. Уходить некуда, разве только на небеса. Следовательно, придется учиться жить, а значит, обзаводиться женой, детьми, домом и всем, что к этому прилагается. Временное жилье у меня есть, если попрошу, царь обяжет плотников за две недели поставить мне отдельный особняк. Работа тоже есть, переквалификация не потребовалась, платят хорошо и регулярно. Честно заработанной платы вполне хватит на содержание семьи. Уф, еще одной головной болью меньше – решился, и с плеч долой!
– Митька!
– Тута, воевода-батюшка! Чего изволите, Никита Иванович?
– Я все тебе прощаю… – тихо и торжественно начал я. – Задержанные тобой лица на первый раз отделались внушением. Если захочешь кого-то арестовать вторично, предварительно получи у меня разрешение.
– Дык… они ж… сами! Рази ж я кого без причины под замок засуну? Я им, дуракам, и так и эдак – не понимают! Не ценят человеческого обращения… На улице мусорят, при бабах сквернословят, в кабаках пьют без меры, а уровень преступности так вверх и прет!
– Умница! Все хорошо понял. Вот из-за таких, как ты, нас и называют «менты поганые». А теперь бери в руки метлу и приводи в порядок территорию. Заодно заглянешь в поруб к боярину Мышкину, проверишь, как он там. Давай, трудись…
– И все?!
Парень не поверил своим ушам. Он наверняка ожидал самой страшной порки за свою суперактивную деятельность, но в этот день я слишком устал… Яга уже махала мне из окошка, а осчастливленный наказанием напарничек бодро помахивал метлой, распевая во все горло:
– А полюбил Андрияшка Парашку!..
– На-кася, выпей, Никитушка! Да пей, пей, не вороти нос, знаю, что даю.
– Горькое… – поморщился я, ставя берестяной туесок на стол.
