Однако полнота «Мартиролога» Сувенирова весьма велика уже потому, что, начав с маршалов и командармов 1 ранга и армейских комиссаров 1 ранга. Сувениров через комкоров, комдивов, комбригов и даже бригветврачей и бригвоенюристов, доводит свой список до лейтенантов, техников-интендантов 2 ранга и далее — до рядовых и вольнонаемных РККА…
Понятно, что лейтенанты и сержанты вошли в список не полностью, но уж относительно генералов и полковников данные явно полны или почти полны…
Причем подсчет проведен с 1936 по 1941 год!
Пусть читатель попробует угадать — сколько имен включает в себя «Мартиролог» Сувенирова?
Двадцать тысяч?
Десять тысяч?
Пять?
Нет — 1724 (одна тысяча семьсот двадцать четыре) имени, заканчивая вольнонаемными…
Ну, пусть дополнительные изыскания прибавят сюда еще две-три сотни имен…
А ведь заговор военных был! Это сегодня сомнению не подвергается — «про себя», конечно, — даже «либеральными», но профессиональными историками. И этот, много лет формировавшийся, заговор действительно вовлек в себя на разных уровнях тысячи две человек…
Вот они и были расстреляны, хотя невинные в этом списке есть — их не может не быть не потому, что Сталин был тираном, а потому, что в НКВД тоже ведь были антисталинские заговорщики, и они к виновным плюсовали ряд невиновных.
Страшно?
Да…
Но такова уж суровая логика суровой эпохи — я использую выражение застрелившегося в 1936 году Томского, о котором еще расскажу…
Между прочим, обезглавливания командных кадров РККА два года репрессий не принесли, Так, из 273 упомянутых в «Мартирологе» полковников не более 60—70 занимали на момент ареста командные должности.
Среди репрессированных полковников отмечены, например, военрук Грузинского индустриального института Архипов, начальник 1-го отдела Госвоениздата Бутлер, преподаватель тактики ВАФ Громыченко, стратонавт СССР Прокофьев, начальник отдела культуры редакции газеты «Красная звезда» Шлеминг, помощник начальника связи ЗакВО Эбаноидзе и т,д.
Много, много непривычного для клишированного «либерального» сознания можно обнаружить сегодня в затасканном, но не исследованном сюжете репрессий «37-го года»…
В ОПТИКЕ существует явление, называемое аберрацией (от латинского aberrare — «отклоняться, заблуждаться»), Так называется искажение изобрешений, получаемых в оптических системах при использовании широких пучков света.
Давно пора ввести аналогичное понятие и в историческую науку! Ибо при очень уж «широком» (точнее — поверхностном) взгляде на тот или иной исторический период исследователь рискует получить искаженный, и порой искаженный до неузнаваемости, облик эпохи.
Когда мы сегодня говорим «СССР», то для нас в этом понятии собраны воедино все этапы истории СССР и все его реальности.
Для человека XXI века СССР, если он хорошо знает историю своей страны, это и штурм Перекопа, и Кронштадтский мятеж, и Волховстрой с Днепрогэсом, и оборона Сталинграда, и Галина Уланова с Майей Плисецкой, и фильмы «Чапаев» и «Белое солнце пустыни», и отступления 1941 года, и Беломорканал, и Знамя Победы над Рейхстагом, и Гагарин, и Хрущев, и Горбачев — все сразу.
Но ведь это все возникло в СССР не в одночасье, И надо помнить, что в начале 30-х годов того СССР, образ которого для нас сегодня привычен, просто не было.
Да, к 1930 году в СССР уже был, скажем, великий советский поэт Маяковский, и он написал все, что он написал, и даже уже погиб.
Но даже Днепрогэса в СССР тогда не было.
Фильм «Броненосец «Потемкин» уже был, а «Веселые ребята» или «Волга-Волга» не существовали даже в сценарных замыслах…
Не было тех песен, которые через пять-шесть лет пела вся страна, не было популярнейших фильмов — даже эпохальный «Чапаев» вышел на экраны лишь в 1934 году.
Не было рекорда шахтера Алексея Стаханова и самого понятия «стахановец» — это только 1935 год.
Сегодня над этими рекордами издеваются — мол, показуха… А в США — там народ тогда был деловой — серьезнейшим образом изучали наш опыт, Как же — на чисто моральном стимулировании рабочей гордости можно, оказывается, повышать выработку!
Но в 1930-м, 31-м и даже в 1934 году у СССР опыта стахановского движения еще не было!
В 1933 году еще не начинался героический дрейф ледокола «Челюскин», и не было в СССР первых Героев Советского Союза, спасших челюскинцев, Это произошло лишь весной 1934 года.
Не было в СССР четверки Папанина (Папанин, Ширшов, Кренкель, Федоров) на станции «Северный полюс-1» — это 1937 и 1938 годы.
Не было сверхдальних полетов Чкалова и Громова — это 1936 и 1937 годы…
В СССР 20-х годов уже были «Мойдодыр» Чуковского (1923 год) и его же «Муха-цокотуха» (1927 год), но не было ни «Чука и Гека» Гайдара, ни его «Голубой чашки», ни тем более «Тимура и его команды»…
Даже «Золотого ключика» с любимцем советских детей Буратино в СССР тогда не было — он появился лишь в 1936 году.
В 1931 году не было ни Днепрогэса, ни Кузнецкого комбината, хотя они уже строились, Не было 1-го Государственного подшипникового завода в Москве, который снимал остроту проблемы импорта, и не было Уралмаша. 1-й ГПЗ был пущен в 1932 году, а Уралмаш — в июле 1933 года.
Не было «Рабочего и колхозницы» Веры Мухиной и не было такого привычного нам московского метро — его первая очередь была пущена лишь 15 мая 1935 года.
То есть в 1930, 1931, 1932 годах СССР был совершенно не той страной, которую мы знаем, которая нам привычна… Все, ставшее потом знакомым и обыденным, лишь предстояло создать, построить, задумать, свершить…
Более того — в 1933 году в бытии СССР наступил безусловный кризис.
Индустриализация набирала темпы, но контрольные цифры почти не выдерживались…
Ряд регионов голодал — смертельно…
Недовольны были даже многие из тех, кто верил Сталину и не отшатывался от социализма.
Итого: дела шли не лучшим образом…
Но что такое кризис? Слово «кризис» происходит от греческого krisis — решение, поворотный пункт, исход, В медицине кризис — это перелом в течении болезни, сопровождающийся быстрым понижением температуры и исчезновением всех признаков болезни.
Вот как раз в 1933 году кризис в затяжной болезни России и наступил, Причем болела-то старая Россия, царская, и ее болячки все еще преследовали Россию новую.
То, что старая Россия была больна, — факт. И факт бесспорный, в подтверждение чего сошлюсь на мнения двух крупнейших интеллектуалов царской России — ученого-металлурга Владимира Ефимовича Грум-Гржимайло (1864–1928) и историка-академика Юрия Владимировича Готье (1873–1943).
