Например, сегодня практически неизвестно, что в самом начале 30-х годов силами ряда «языковедов» по отношению к русскому языку — якобы в целях «приближения письменной речи к устной» — была подготовлена крупнейшая диверсия.
26 июня 1931 года Всесоюзное орфографическое совещание (а это «епархия» Наркомпроса РСФСР) одобрило проект реформы, по которой в русском алфавите должны были быть упразднены буквы «э», «и» (вместо нее вводилась «i»), «й», твердый и мягкий знаки…
Вместо «этаж», «электричество», «пятьдесят» предлагалось писать «етаж», «електрiчество», «пятдесят» и т. д.
И это не все! Предлагаемая «языковедами» «реформа» вводила букву «j», зато резко ограничивала употребление букв «я», «е», «ю».
Вместо «яблоко» предлагалось писать «jаблоко», вместо «юг» — «jyг»…
Вместо «огурцы» — «огурш», вместо «цыган» — «цiган», вместо «революция» — «революцijа»…
Ликвидировалось удвоение согласных: вместо «касса» — «каса», Зато вводился свободный перенос слов и еще ряд подобных же «нововведений», открыто издевающихся над всеми нормами русского правописания.
Вот уж «революцijа» так «революцijа»…
После Октябрьской революции реформа правописания была разумной и назревшей. Отменялись буквы «Ѣ» («ять» — фонетический двойник буквы «е»), «i» (фонетический двойник буквы «и»), устаревшая буква «Ѳ» («фита»), а также постановка твердого знака в конце слов, оканчивающихся на согласную, Все это освобождало правописание от утомительных архаизмов и действительно естественным образом приближало письменную речь к устной.
Теперь же…
Зачем все это затевалось?
Сомнений нет — для провоцирования самого широкого общественного недовольства!
А кем все это затевалось?
Надо ли сомневаться, что, при всей дурости затеи, затевалось это далеко не дураками?..
К счастью, «революцiнная» «диверсijа» не состоялась… В начале июля 1931 года было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП (б), подписанное Сталиным, где пунктом первым шло:
«1) Воспретить всякую «реформу» и «дискуссию» о «реформе» русского алфавита…»
Это была защита русского языка большевиком Сталиным.
Но в Постановлении был и второй пункт:
«2) Возложить на НКПрос РСФСР т, Бубнова ответственность за исполнение этого постановления».
И вот тут давайте поразмыслим…
«Реформы» и «дискуссии» вокруг алфавита и правописания никак не могли пройти мимо наркома просвещения РСФСР Андрея Бубнова — того самого, члена дооктябрьского Политбюро, «старого члена ленинской гвардии» и т. д. Быть здесь полностью в курсе дела являлось прямой служебной обязанностью Бубнова.
Но разве не являлось такой же служебной (не говоря о Гражданской и партийной стороне дела) обязанностью человека, возглавлявшего государственную работу по просвещению и образованию народа, немедленно, жестко, вплоть до «растрела огурцjамi», простой директивой Наркомпроса запретить любые подобные поползновения, а инициаторов их немедленно уволить по полному служебному несоответствию без права занимать любые должности в сфере образования — даже должность школьного дворника!
А НКПрос Бубнов бестрепетно довел дело до передачи «предложениjа» на рассмотрение коллегии наркомата и даже — Совнаркома!
Лишь вмешательство Сталина всю эту затею сорвало в зародыше — как только он прочел в «Вечерней Москве» за 26 июня 1931 года информацию о предлагаемой «реформе».
За всем ведь не усмотришь… Но когда «вопрос» стал известен большевику Сталину, ему хватило недели, чтобы закрыть «вопрос» если не навсегда (сейчас «реформаторы» оживляются вновь), то очень, очень надолго — на все годы советской власти.
Зато Бубнов, бывший и «левым коммунистом», и троцкистом, а потом якобы «перевоспитавшийся», все эти бредни долгое время поощрял, как поощрял он и педологию, уродующую детские души.
Так за дело был арестован и затем расстрелян (а не «растрелян») Бубнов позднее?
И Бубнов был лишь одной из верхушечных фигур, провоцировавших, под видом «реформ», антиобщественные троцкистские тенденции и явления в жизни СССР конца 20-х — начала 30-х годов.
А был ведь, хотя и не очень массовый, но и не очень малочисленный, слой «низовых» троцкистов…
И эти были настроены против Сталина даже более злобно и решительно, чем «лидеры».
ТОТ КРУГ. который мы называем сталинской «командой», стал окончательно складываться в 30-е годы…
Возьмем такую вот деталь…
11 мая 1934 года от крупозного воспаления легких в возрасте 36 лет умер сын Горького Максим Пешков.
12 мая «Правда» опубликовала письмо соболезнования, написанное Сталиным:
«Дорогой Алексей Максимович!
Вместе с Вами скорбим и переживаем горе, так неожиданно и дико свалившееся на нас всех. Верим, что Ваш несокрушимый, горьковский дух и великая воля поборют это тяжкое испытание. Выражаем глубокое соболезнование Надежде Алексеевне».
Это соболезнование подписали Сталин, Калинин, Молотов, Куйбышев, Ворошилов, Микоян, Орджоникидзе, Жданов…
Все — из прочной «команды» Сталина. Здесь нет почему-то Кагановича, но нет и еще живого Кирова, а так «комплект» полный.
С ними он дальше и шел, уже никого из этой «команды» по политическим причинам не теряя, лишь принимая в «команду» новых членов, самыми крупными из которых стали Берия и Маленков.
Затесался позже в эту «команду» и свой Иуда…
Я имею в виду, конечно же, Хрущева.
Известен случай в 20-е годы, когда Ворошилов, увидев в зале заседаний Троцкого и Радека, громко крикнул: «Смотрите, вот идет Лев, а за ним — его хвост».
Радек, личность язвительная и на язык острая, тут же откликнулся эпиграммой на Ворошилова, которая заканчивалась так: «…лучше быть хвостом у Льва, чем задницей у Сталина».
В этом вроде бы мелком эпизоде эпохи отразилось сразу многое, но я отмечу сейчас только то, что злая и не очень пристойная по форме реплика Радека достаточно верно отражала отношения Сталина и Ворошилова в том смысле, что они были действительно очень близкими. Они знали друг друга еще со времен дореволюционных партийных съездов, а в Гражданскую немало вместе повоевали.
Но «задницей» у Сталина Ворошилов (как и вообще никто) не был, Сталин подобных отношений не то что не терпел, они для Сталина были просто невозможны.
А вот Троцкий «задниц» имел немало.
Немало людей на этом и сгорело.
Тогда обычным было обращение на «ты» — это была старая партийная традиция, Обратился так к Сталину и его уже бывший соратник Томский в своем предсмертном письме от 22 августа 1936 года…
Я приведу это письмо, полное исправлений, по автографу, с сохранением орфографии:
