Характерно, что при всей изощренности современных технологий социального манипулирования «первый» мир все чаще не находит для обуздания сил слепого саморазрушения никаких средств, кроме грубого вооруженного насилия во все больших масштабах и по всему миру. Предлагаемые же буржуазными футурологами средства сводятся в конечном счете к фактическому уничтожению личности, превращению индивида в придаток глобальных информационно-коммуникативных систем, подобно тому как три века назад началось превращение человека в придаток машины. «Одномерный человек» Герберта Маркузе получит здесь свое полное завершение.
Если человечество хочет спастись от подобной перспективы, оно должно выработать иную модель производства и потребления, построенную не на бесконечной гонке за собственной тенью, а обеспечивающую всеобщую экономию ресурсов, безопасность технологии, сохранение среды обитания, приоритет качественных параметров материального и духовного потребления перед количественными.
Цивилизация вошла в критическую фазу, требующую коренного пересмотра приоритетов экономического роста, социального и культурного развития. Плестись в такой ситуации в хвосте — значит превращать страну в гигантский резервуар, куда капитализм в очередной раз «сбросит» собственные противоречия, как уже проделал это с «третьим» миром, а сам совершит новый рывок. За чужой счет, разумеется. Других вариантов буржуазный прогресс не знает.
Свой путь
Если мы не хотим быть жертвой, приносимой на алтарь такого прогресса, надо искать свой способ решения встающих перед человечеством проблем, свой собственный путь в будущее, вытекающий из исторического своеобразия России и ее места в мире.
Так в чем же своеобразие России, в чем суть русской национальной и государственной идеи? На эту тему написаны горы книг, выдвинуто множество порой взаимоисключающих теорий — от утверждения о полном выпадении России из общеисторического прогресса до объявления ее всеобъемлющим центром исторического миропорядка. Уже эта полярность и разнообразие точек зрения говорят о том, что в основе российского бытия лежит какое-то глубокое противоречие, периодически обостряющееся и различным образом разрешаемое на протяжении всей нашей тысячелетней истории.
«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им никогда не сойтись», — так, кажется, писал Киплинг. Россия служит живым опровержением этого тезиса. Ее экономическая, политическая и духовная история есть постоянно усложняющийся синтез противоположных начал, западных и восточных элементов, мотивов, тенденций. Соединяя в одно целое разнообразные хозяйственные уклады, национальности, культуры, религии, ландшафты и климатические зоны на одной шестой части суши, Россия — СССР являлась как бы моделью мира со всеми его проблемами, противоречиями и конфликтами. Именно здесь надо искать разгадку тайны русской всесветности и всечеловечности, разгадку тайны русской революции.
Имея в своем составе практически все противоположности, присущие глобальному жизнеустройству, Россия как единый организм ощущала и переживала его кризисные моменты раньше и острее, чем остальной мир. Отсюда ее всесветная отзывчивость.
В то же время, постоянно осуществляя задачу удержания противоположностей в единстве, органического сочетания «западного» и «восточного», «северного» и «южного» начал в промышленности и земледелии, управлении и самоуправлении, религии и культуре, Россия тем самым решала не только свои внутренние проблемы, но и проблемы всемирной цивилизации, хоть на полшага, но шла впереди нее, указывая дорогу или, наоборот, предостерегая негативным примером от неверного шага. Отсюда специфически русское мессианство, в том числе мессианство революционное.
Решая в масштабах гигантской империи проблемы, характерные для всего мира в целом, Великая Октябрьская социалистическая революция оказалась поэтому мировой революцией в точном смысле слова, хотя и победила только в одной стране.
Какие же черты Запада и Востока слиты воедино в истории России, в российском обществе, государственности, образе жизни?
Запад стремится к безудержному росту, всеобщей переделке, новизне во всем и любой ценой, ультрасовременности. Восток склонен к самоуглублению и ограничению, эстетическому созерцанию, соблюдению традиций, архаике.
Преобладающим типом личности на Западе является атомизированный индивид, личная независимость которого опирается на систему косвенных, вещных взаимозависимостей людей, возникающую помимо их воли и сознания в процессе товарообмена. Данному типу противоположен восточный общинный человек, включенный в обширную систему личных зависимостей патриархального и тому подобного типа.
Россия, располагающаяся на огромной территории со сложными климатическими и природными условиями, показала миру пример самовыживания даже в экстремальных условиях, поэтому у нее другие ценности в почете. Соборность, солидарность, взаимопомоществование, общинность, особое отношение к государственной власти имеют глубокие корни, вырабатывались веками.
Государство понимается на Западе как плод «общественного договора» независимых робинзонов, их наймит, слуга и «ночной сторож» при рынке. Восток же рассматривает государство (любую человеческую общность) в качестве самостоятельного субъекта, обладающего приоритетом перед отдельным индивидом.
На Западе права и полномочия делегируются снизу вверх и регулируются формальным законодательством. На Востоке они даруются сверху вниз, а возникающая при этом опасность произвола смягчается общим подчинением неписаным правилам, традиции.
В экономике Запад подчиняет материальное производство целям производства богатства в его наиболее обезличенной — денежной форме, количественное накопление которого не знает внутренней качественной границы и превращается в самоцель.
Разумеется, этот беглый и предельно обобщенный обзор ни в коем случае не охватывает всего существа проблемы «Восток — Запад», а тем более ее конкретного приложения к России. Он призван лишь показать, что речь идет не о совокупности внешних деталей, а о самых глубоких принципах национально-государственного бытия. Именно на этом уровне Россия обнаруживает уходящую корнями в седую старину многоликость.
Иначе могло бы показаться, что Россия — всего лишь мозаика византийских и норманнских, германских и монгольских, голландских, турецких и прочих заимствований и наслоений. Дело обстоит наоборот — именно исходная широта облегчила России усвоение любого внешнего опыта, позволила вобрать в себя такое национальное, духовное, географическое многообразие.
Отсюда следует еще один принцип: любая односторонняя ориентация России, будь то западная или восточная, грубо искажает перспективу ее развития. Нетрудно изобразить российскую историю как арену борьбы Запада и Востока, тем более что теоретические баталии западников и славянофилов, народников и марксистов вроде бы подталкивают к подобному выводу. Но это ложный вывод.
Да, многие участники наших российских бесконечных дискуссий искренне полагали и полагают, что достаточно очистить Россию от «остатков азиатчины» или, наоборот, оградить от «тлетворного влияния Запада» — и все будет прекрасно. Тем не менее, лучшие умы из обоих лагерей понимали, что проблема значительно глубже.
