Проявив себя как грамотный полководец, Каракасал сумел так четко и правильно скоординировать действия своих людей, что карательные отряды русских постоянно терпели поражение от бесстрашных всадников Чернобородого, наносивших молниеносные удары и мгновенно исчезавших в лесах и степях. Подобная наглость сводила с ума русское руководство, что выливалось в еще более жестокие расправы над бунтарями.
Одновременно с этим правительством России практиковалось всевозможное поощрение русских и благонадежных лиц из местного населения. Указом от 1736 года русским разрешено было приобретать башкирские земли, а мещерякам
{16}, оставшимся верными русскому патронату и не участвовавшим в бунтах, предоставлено было право собственности на те земли, которые они до того арендовали у башкир-бунтовщиков.
По той же причине в 1739 году тептяри
{17} и бобыли
{18}, которые являлись крепостными природных башкир, были освобождены от платежа оброка башкирам-бунтовщикам, а тем из них, которые не желали платить оброка и башкирам, оставшимся верными своим патронам, предоставлено было право занимать земли башкир-бунтовщиков без всякого вознаграждения прежних собственников.
Позднее вместо Румянцева в Башкирию был прислан другой видный российский деятель, Хрущов, который, правда, отличился тем, что сначала забирая взбунтовавшихся башкир в плен в качестве заложников, затем просто казнил их.
Между тем в апреле 1737 года умер от чахотки Кирилов. Его место в Оренбурге занял известный историк В. Н. Татищев, бывший главным начальником горных заводов в Сибири и Перми. Татищев не был поклонником методов Хрущова: он только разоружал пленных бунтовщиков и заставлял их присягать на верность на Коране. Он предлагал перенести Оренбург дальше к Красной горе, а для окончательного умиротворения края считал необходимым применять не только военные и карательные экспедиции, но, главным образом, внести реальные улучшения в сферу управления и аграрных отношений башкир и мещеряков. Татищев предложил ряд соответствующих мероприятий, которые могли бы действительно исправить создавшуюся ситуацию, но сделать ничего не успел, так как через год был сменен.
На его место главным командиром Оренбургской экспедиции и был назначен тот самый князь Урусов, который пустил по башкирским землям слух о том, что Каракасал – самозванец. Несмотря на то что Урусов был профессионалом, при нем восстание не только не утихло, но вспыхнуло с еще большей силой и яростью. Отряды восставших вели нещадную борьбу с правительственными войсками, нападали на укрепления, жгли поселения русских крестьян, а также нерусского населения, отказавшегося поддержать восставших. Сраженные отвагой Каракасала, башкиры безоговорочно поверили его рассказам о том, что он является потомком хана, и, наученные прошлым горьким опытом и стремящиеся найти себе действительно сильного руководителя, провозгласили его в 1739 году своим ханом Султан-Гиреем, а в дальнейшем все движение 1735–1741 годов получило название «восстание Каракасала». После принятия титула Султан-Гирей перекочевал в более безопасное место – за Урал, поближе к киргизам.
Почему туда? Каракасал привлекал к себе многих, киргизов в том числе. В первую очередь своей преданностью мусульманству и обещанием установить религию Мухаммеда в Джунгарии. Правда, слушать его они, конечно, слушали, но, боясь поражения, не решились позднее воевать за него с джунгарами.
Район набегов восставших на русские поселения ограничивался сначала левым берегом Урала, ближе к киргизским степям, где можно было скрыться в случае опасности. На первом этапе новому лидеру сопутствовала удача, пока на его пути несокрушимой стеной не встал Оренбург. Противостоять многочисленному гарнизону крепости Каракасал не мог, однако у города имелось свое слабое место – основанный в глухой степи, он был на 500 верст отдален от сплошных русских поселений и нуждался как в боеприпасах, так и в провианте для гарнизона. Каракасал принял все меры, чтобы отрезать Оренбург от подвоза боеприпасов и провианта, постоянно разбивая подходившие обозы. Он устроил настоящую партизанскую войну, стараясь нападать на небольшие русские отряды и скрываться в степи, отрываясь от погони. Он решил не подпускать к новой русской крепости никого из своих противников. Постоянно отбивая любые попытки русских проникнуть в город, он сделал положение войск в Оренбурге весьма затруднительным.
Успехи нового хана заставили башкир еще больше сплотиться вокруг него. В это самое время Урусов продолжал рассылать «универсалы» о том, что Каракасал – самозванец. Он снова и снова убеждал как русских, так и иностранцев принять все возможные меры к его поимке. Узнав об этом, Каракасал попытался поднять против Урусова казахов. Надо сказать, что попытка оказалась весьма успешной: его усилиями в Исети начался жестокий мятеж.
Однако удача постепенно оставила Султан-Гирея. Урусов послал на Исеть сильные карательные отряды, которые раз за разом разбивали его войска. После серии жесточайших, кровопролитных столкновений в 1740 году князь Урусов подавляет наконец восстание, возглавляемое Каракасалом. При этом было сожжено и разорено 696 деревень, согласно только официальным данным, башкиры потеряли убитыми 16 634 человека, сосланными в разные места оказалось до 4000 человек; кроме того, 301 человек был покаран жуткой позорной казнью – отрезанием носов и ушей. У всех поверженных бунтовщиков был отобран скот, огромное количество верблюдов, лошадей и другой живности.
Всего лишь через год после этих кровопролитных событий князь Урусов скончался в Самаре.
О том, как ситуация складывалась дальше, достоверно неизвестно, в связи с чем бытует несколько версий. Первая гласит о том, что Каракасал, тяжело раненный, терпящий поражение за поражением, с жалким остатком войска бежал в казахскую степь. По дороге он был еще раз разбит русским отрядом Дмитрия Павлуцкого, после чего с пятьюдесятью нукерами
{19} добрался наконец до ставки казахского хана Абуль-хаира. Стоит заметить, что еще в 1737 году Абуль-хаир вместе с султаном Среднего жуза
{20} Аблаем совершал грабительские набеги на башкир. Поэтому, в принципе, было бы не удивительно, если бы Абуль-хаир выдал беглых бунтарей русскому правительству, тем более принимая во внимание, что к собственной роли российского подданного хан относился с воодушевлением. Но по непонятным причинам Абуль-хаир этого не сделал.
