Каков же был итог «хорошо подготовленного» штурма и действий пресловутых «38 снайперов?» По свидетельству тогдашней прессы, это не только уничтожение боевиков (вернее, лишь части их), но и «убийство заложников, в том числе малолетних детей и женщин, разрушение школы, мечети, трехсот домов с хозяйственными постройками, имущества и скота жителей поселка, полное уничтожение всей инфраструктуры и лишение оставшихся в живых жителей всех средств к существованию».
Удар по Черномырдину
Одним из главных последствий бездарной операции, проведенной в Дагестане, стала волна всеобщего возмущения, поднявшаяся в этой республике. Обстановка здесь оказалась на грани взрыва. Характерные заголовки центральных газет той поры: «В Дагестане все громче звучат антироссийские лозунги», «Дагестанцы вооружаются и клеймят Москву», «Дагестан в трауре после «успешной операции»…
Еще свежа была в памяти история с нападением на Буденновск, закончившаяся совсем по-другому. Люди сравнивали ту историю с только что случившейся и недоумевали: чем объяснить, что здесь власти действовали так безжалостно по отношению к мирному населению?
Лидер Аварского народного фронта Гаджи Махачев:
«Почему в Буденновске не стали применять силу, а в Дагестане сочли это возможным? Теперь мы не можем считать себя гражданами России, поскольку ее руководство нас забыло. Если так будет продолжаться и дальше, мы поднимемся с оружием в руках вместе с Дудаевым против российской армии. После того, что произошло, российская армия должна немедленно покинуть республику».
Председатель Кумыкского совета Хасавюртовского района Абдулазим Хасбулатов:
«Почему в Буденновске в переговоры с террористами вступил сам Черномырдин, а в Дагестане Москва просто решила стереть с лица земли наше село, убить ни в чем не повинных людей? Я ездил по кумыкским селам, говорил с народом. После того, что сделала здесь Москва, удержать людей от стихийных выступлений будет очень трудно».
Лидер Лакского народного движения Магомет Хачилаев:
«Если российские войска и дальше так будут поступать на нашей территории, новый вооруженный конфликт будет фактически неизбежен!»
А действительно, почему в Кизляре и Первомайском решили не повторять сценарий Буденновска, почему выбрали самый жесткий вариант выхода из ситуации? Как уже говорилось, это, помимо прочего, по-видимому, объяснялось желанием Кремля не допустить, чтобы в преддверии президентских выборов вырос авторитет Черномырдина — общепризнанного героя буденновской эпопеи и одного из потенциальных претендентов на высший государственный пост. В общественное сознание следовало внедрить мысль, что буденновский сценарий, главным автором и исполнителем которого считался премьер, был ошибкой (то, что Черномырдин действовал там, конечно, не без одобрения президента, как бы предлагалось забыть). Подобное желание четко ощущалось в тогдашних выступлениях «ястребиной» части ельцинского окружения, да и в собственных выступлениях президента.
Так, ярым сторонником силового решения проблемы Первомайского был руководитель Администрации президента Николай Егоров, недавно назначенный на эту должность. На своей первой пресс-конференции 16 января он назвал «вполне оправданным» применение силы в Первомайском. При этом обрушился на тот способ выхода из тяжелой ситуации, к которому прибегли в Буденновске: по его мнению, Кизляр и Первомайское это как раз последствия политики «ни войны, ни мира», сформировавшейся после Буденновска. Как это часто бывает с деятелями такого рода, для обоснования своей позиции Егоров широко использовал философские, нравственные, психологические категории: мол, события в Буденновске, Кизляре, Первомайском «выходят за рамки понятий добра и зла» — это просто некая «патология». По словам Егорова, если бы федеральные власти поддались на «кровавый шантаж», предпринятый дудаевцами, у людей была бы потеряна вера в справедливость.
Нетрудно догадаться, чьи слова повторял потом Ельцин, публично прибегнув к аналогичной переоценке летних событий 1995 года на Ставрополье. Уже после завершения операции в Первомайском он открыто заявил, что тактика, примененная в Буденновске, была неправильной:
Упустили тогда Басаева большая часть этой банды пришла с Радуевым сюда, в Кизляр и Первомайское. Вот что мы сделали прошлым решением.
А сегодня в Дагестане гремят взрывы
Сегодня в Дагестане чуть ли не каждый день гремят взрывы, раздаются автоматные очереди. Гибнут люди. Некогда спокойная республика уже мало чем отличается от Чечни. Кто знает, может быть, истоки этого неспокойствия в значительной степени как раз в той нелепой операции по захвату Первомайского. Спрашивается, ради чего было восстанавливать против себя население целой республики? То, что республика не поддерживает эту операцию, было вполне очевидно. Люди требовали спасти заложников. Нет, надо было, упершись рогами, стоять на своем: у нас, дескать, первейшая задача дать урок боевикам, чтоб неповадно было. Вот и дали урок…
Вообще российские власти действуют на Северном Кавказе, как слон в посудной лавке. Первомайское, Беслан… Я уж не говорю обо всей Чечне… Будто бы специально наращивается заряд в пороховой бочке, подложенной под тамошние долины и горы. Возможно, до того, как во всю силу рванет, не так уж и много времени осталось…
Но никто вроде бы не задумывается об этих сроках (если б задумывались, наверное, действовали бы как-то иначе). Каждый живет одним днем.
Оно и понятно: за то, что будет завтра, никто с тебя не спросит спросят за сегодня. Завтра будут совсем другие люди им и разгребать доставшиеся от тебя завалы. Где сегодня все эти Барсуковы, Куликовы, Михайловы?.. Вряд ли кому в голову придет спрашивать с них (не только с них, конечно) за нынешнюю «чеченизацию» Северного Кавказа. За то, что до самой малости уже сократились шансы удержать его в российской орбите.
И так всякий раз. Виноватых нет. За какие-то частные ошибки еще могут спросить. Но за стратегические промахи никогда. Отсюда и происходит психология временщиков, безраздельно властвующая над всеми российскими деятелями, кто так или иначе прикасается к проблемам этого кусочка земли: после нас хоть потоп.
Перед выборами Кремль меняет курс?
Еще не начинался штурм Первомайского, а генерал Лебедь уже высказал опасение, что трагические события в Кизляре могут негативно повлиять на июньские выборы: кивая на эти события, Кремль может попытаться «ввести чрезвычайное положение по всей стране и даже ликвидировать остатки демократии».
После штурма такого рода опасения еще более усилились. Жестокие и малоосмысленные действия федеральных властей в Первомайском многих навели на мысль, что, ориентируясь на 16 июня, президент решил довольно круто изменить свою политику наладить что-то вроде компромисса с коммунистами и националистами. Такого рода подозрения укрепляло и то обстоятельство, что в это же время он произвел ряд замен в правительстве и своей администрации, усилив в них, так сказать, консервативную составляющую. Самым большим страхом в среде демократов было как бы он не покусился на курс либеральных экономических реформ, которые худо ли бедно, но проводились до сих пор.
