«ЕСЛИ БОЛЬШЕВИСТСКИЙ РЕЖИМ СОХРАНИТСЯ:
а) Станет ли Америка соучастником Советской России в войне против Гитлера.
б) Должна ли Америка добиваться установления равновесия между (послевоенной) Германией и Россией путем создания независимых от них обеих буферных государств.
в) В случае нападения Японии на Приморье, должны ли тогда США вмешаться путем интервенции на Дальнем Востоке.
ЕСЛИ БОЛЬШЕВИСТСКИЙ РЕЖИМ ПАДЕТ:
а) Должна ли Америка стараться восстановить большевизм в России.
б) Должны ли США по примеру Гитлера санкционировать массовое переселение народов для создания буферной зоны между Германией и Россией.
ЕСЛИ ПОСЛЕ БОЛЬШЕВИСТСКОГО РЕЖИМА БУДЕТ УСТАНОВЛЕН РЕЖИМ СОТРУДНИЧЕСТВА С ГЕРМАНИЕЙ:
а) Должны ли США не дать возможность этому режиму установить контроль над Транссибирской железной дорогой.
б) Должна ли Америка подготовить на Дальнем Востоке противников этого режима (Китай, Япония)»,
[27]
(выделено автором)
Не «право народов избирать свою судьбу», а российско-германский баланс, создание между ними буфера через «переселение народов» под собственным контролем и Транссибирская магистраль, одним словом, реальный ключ к контролю над Евразией — вот главная забота при оценке смысла участия США в войне. Роль Китая, Японии в самых классических традициях баланса сил и «Realpolitik» меняется на 180 градусов от опоры до противника в зависимости от исхода схватки. Однако самое ценное заключают в себе итоговые тезисы обсуждения.
«Военный результат этой войны решит судьбу не только большевистского режима; он может обусловить огромный процесс перегруппировки сил от Богемии до Гималаев и Персидского залива. Страницы истории открываются вновь, краски снова льются на карты.
Ключ к этому лежит в реорганизации Восточной Европы, в создании буферной зоны между тевтонами и славянами. В интересах Америки направить свои усилия на конструктивное решение этой проблемы».
[28]
Каким же ударом по этому плану была Ялтинско-потсдамская система! Как тут не начаться «холодной войне»! Кстати, З. Бжезинский прямо полагает, что именно США в первые пять и даже десять лет первыми прямо нацелили свою политику сначала «сдерживания», потом «отбрасывания» на тот самый ареал, который был согласован в Ялте, Потсдаме — на Восточную Европу, в то время как «сталинский СССР» до середины 50-х годов едва справлялся со своим наследием и даже провел масштабную демобилизацию.
[29]
Но геополитический рисунок этой стратегии был воспроизведен в 90-е годы. Именно на эти «буферные» восточно- и центрально-европейские силы будет сделана главная ставка США в расширении НАТО в 90-е годы после краха России-СССР.
Россия ушла из Восточной Европы, «организатором» которой всегда были либо она, либо Германия. Западную Европу по-прежнему консолидировал блок НАТО. Но чтобы «социалистическая Восточная Европа», выйдя из-под российского контроля, не рассыпалась окончательно в пост-версальский ярус мелких, несамостоятельных государств, и чтобы у Германии не проснулись идеи «Срединной Европы», ее надо было срочно скрепить атлантическим пост-ялтинским каркасом под англосаксонским контролем. Возвещенное Д. Рамсфелдом перемещение атлантического центра на восток, в «новую» Европу, стало вторым «Версалем».
СМЫСЛЫ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ»
«Холодная война» была абсолютно неизбежна не только в силу закономерностей мировой политики и политической географии тем более в период, когда весь мир стал единой ареной, куда вышли США с их вездесущими интересами. Ее психологический тон объясняется лишь колоссальной идеологизацией мировой политики с обеих сторон — как коммунизмом, так и либерализмом, по сравнению с классическими международными отношениями прошлого, в основе которых лежал национальный интерес, а не универсалистские идеи. Война интересов велась давно за кулисами военного сотрудничества и лишь обрела специфическую форму.
Для обоснования принципиально новой концепции отношений с СССР Запад нуждался в замене идеологических клише времен войны. В качестве идейной парадигмы «главного содержания эпохи» стала борьба свободного мира и демократии против угрозы коммунизма.
При этом воинствующе антикоммунистический Запад полностью взял на вооружение выгодную ему большевистскую нигилистическую интерпретацию событий: Россия и русская история «упразднены» безвозвратно в 1917, а СССР является не продолжением тысячелетнего государства, а соединением совершенно независимых и самостоятельных наций. Это определение, как будто согласованное в неких высших мировых сферах, с одинаковой неизменностью применяется до сих пор как в отечественной — сначала марксистской, потом — либеральной, так и западной политической доктрине с той разницей, что в первой соединение объявлено благом «под сиянием пролетарской революции», а во второй — насильственным игом «под железным обручем тоталитаризма».
Очевидно, что два определения — тождественны, отличаясь лишь мнением о факте, и в равной степени давали возможность в нужный момент подвергнуть сомнению единство страны, ибо ей отказано в историческом прошлом. Борьба против насильственного «соединения» всегда правомерна, а разочарование в благодати пролетарской революции сразу позволяет усомниться в целесообразности единства. В пропаганде «холодную войну» объявили силовым и идеологическим барьером потенциальной экспансии мощного государства с мессианской идеологией.
В той известной мере, в какой это действительно имело место и относилось к установлению опеки над Восточной Европой и навязыванию ей коммунистической идеологии, ее можно было бы считать естественной и традиционной политикой мировых держав. Но на деле его стратегия заключалась не в «терпеливом, длительном и бдительном сдерживании» по Дж. Кениану, автору официальной доктрины США 1947 года, но в отрицании целиком историко-геополитического феномена СССР как преемника России.
Резолюция конгресса США от 17 июля 1959 года постановила отмечать ежегодно «неделю порабощенных наций» и стала законом P.L.86–90, обязавшим президентов из года в год подтверждать цель США освободить жертвы «империалистической политики коммунистической России, приведшей с помощью прямой и косвенной агрессии, начиная с 1918 года к созданию огромной империи, представляющей прямую угрозу безопасности Соединенных Штатов и всех народов мира».
[30]
«Находящимися под советским господством» были названы все народы союзных республик, «Казакия» и «Идель-Урал», кроме русского. Это неопровержимо демонстрирует главный аспект холодной войны, не понятый ни либеральной частью русской эмиграции, ни ортодоксальными коммунистами: борьба не с коммунизмом, а борьба с «русским империализмом», причем на самой территории исторического государства российского, которая никогда до революции не подвергалась сомнению самыми жесткими соперниками России на мировой арене.
