– В Русской православной церкви традиционно существует концепция «Москва – третий Рим». Идет ли речь об усилении влияния православной церкви?
– В моей фундаментальной работе «Россия и русские в мировой истории» я, как ученый, анализирую этот тезис, озвученный в литературном произведении – письме монаха Филофея русскому князю. Совершенно очевидно, что этот текст принадлежит к эсхатологическим рассуждениям и отнюдь не призывает нас к мировому господству. Я могу проанализировать каждую фразу. Большинство интерпретаций не опирались на сам этот текст. Впервые он был издан в России в 1940 году как памятник средневековой литературы. У этого произведения существует исторический подтекст – вечная дискуссия между славянофилами и западниками. Быть третьим Римом – это сугубо метафизический концепт, а вовсе не империалистический призыв, как трактуют его некоторые. Он утверждает главенство добра над злом. После падения Византии Россия долгое время была единственной страной, где православие было государственной религией. В письме Филофея артикулируются следующие вещи: не полагайся на земные богатства, на территории – они существуют на земле, на ней и останутся, мы не можем забрать их с собой. Ты лишь доверенное лицо на земле, поэтому ты отвечаешь за нее.
Это просто стало клише – сейчас даже советского маршала Буденного объявляют адептом этой доктрины. Кстати, «Рим» часто упоминается в средневековой истории: Тирсо де Молино называет Римом Толедо, болгарские летописцы называют Тырново третьим Римом.
– Каким образом вы определяете отношения вашего фонда с русскими националистами?
– В моей деятельности, а мне приходится много ездить по стране, я ни разу с ними не сталкивалась. Иногда вижу их по телевизору и задаюсь вопросом: где они их взяли? Может быть, это делается специально для того, чтобы продемонстрировать, что русский фашизм опасен для мира? Конечно, проявления этого уродливого феномена отмечаются в нашей стране, – как правило, в таких группировках собираются очень ограниченные, безграмотные и бескультурные молодые люди. Вот, между прочим, еще одна причина для просвещения молодежи. Если национальное чувство освящено высокими ценностями и идеалами, оно способствует творчеству, работе над собой. А эти люди даже не знают, за что они борются и с кем, они не могут даже это сформулировать. Нужно работать с молодежью и их энергией.
– Недавно появилась информация, что Российский Институт демократии и сотрудничества в сфере прав человека планирует открыть свои филиалы во Франции и США. Вы будете возглавлять его европейское направление. Какова цель этой организации?
– Когда я возглавляла парламентскую комиссию по изучению практики в области прав человека за рубежом, я столкнулась со следующей проблемой: различием в интерпретации прав человека в Европе, стандартах поведения и восприятием этой темы в России и других культурах. Мы опубликовали несколько аналитических альманахов – отчетов о соблюдении прав человека в Европе, США, в которых это различие четко прослеживается. Нам очень важно сейчас свести воедино интерпретации этого понятия, если мы хотим быть единым пространством без морально-этических различий. Мы планируем проводить семинары, круглые столы, конференции по этой проблематике, будем налаживать рабочие связи с организациями, которые уже существуют, чтобы состыковать наши усилия. Мне приходилось защищать роль российских организаций в дискуссиях по правам человека. Мы хотим быть частью этой дискуссии, участвовать в выработке критериев, в мониторинге соблюдения этих стандартов. Кроме того, это продолжение того, чем я занимаюсь уже два года.
– А как вы оцениваете право на самоопределение этнических и религиозных меньшинств, живущих в России?
– Я не возражаю против их самоопределения. Россия всегда была большой семьей народов. После Октябрьской революции члены Академии наук СССР создавали алфавиты для маленьких этнических групп, у которых ранее не было даже своего собственного языка. Тогда, конечно, действовала доктрина: «Культура этническая только по форме, но не по содержанию». Коллапс этой идеологии привел к тому, что многие народы и этнические меньшинства почувствовали желание вернуться к своим национальным корням. Но в советское время у них было на это часто даже больше прав, чем у русских. Я хочу увидеть мир, как гармонию идентичностей, а не обработанного универсального человека.
– Что вы думаете о Путине?
– Я думаю, Путин сделал очень многое для страны. Прежде всего, он восстановил в нас чувство самоуважения, либералы на нас больше не вешают ярлык «совок». Президент утвердил позиции России на международной арене, олигархи больше не открывают кремлевские двери ногой. Люди ценят это. Но это не значит, что я на 100 % согласна с социально-экономической политикой его правительства. Я отдаю себе отчет, что многие вещи далеки от совершенства. Но после нигилистической эры 1990-х, эры самоуничижения, Путин стал символом иной эпохи. Именно поэтому его уважает и любит большинство.
– Русские, живущие за рубежом, как-то участвуют в жизни России?
– Я думаю, это зависит от каждого конкретного человека – кто-то может принести пользу и в эмиграции, а кто-то нанести вред и оставаясь в стране. В 1990-е годы уезжали в поисках счастья, прежде всего материального благополучия, свободы реализовать свои способности. Сейчас многие из этих людей вернулись, но даже те, кто остался, начинают чувствовать свою сопричастность Родине. Возник новый феномен у зарубежных русских, они начинают становиться сообществом, чего раньше не наблюдалось – они были индивидуалистами. Сейчас даже появился Русский европейский альянс. Наши эмигранты становятся потенциальными «посланцами русской культуры».
– Нужно ли захоронить Ленина?
– Да. Как христианка считаю, что да. Как политик, я считаю, что мы можем еще чуть-чуть подождать, пока утихнут страсти. Это не самая наша большая проблема.
– «Кто есть мистер Медведев?» Вы лично с ним знакомы?
– Я могу повторить о Медведеве только то, что вы можете прочесть в газетах. Он достаточно либерален, чтобы нравиться Западу. Он молод, даже слишком, для российской политики. Он, конечно, будет продолжать линию Путина. Я не ожидаю радикальных изменений в ближайшие пару лет, даже в климате. Хотя Россия, как известно, страна непредсказуемая.
Записала Светлана Коник. Столетие. ру, 2008
«Самые опасные для нас изменения – на Балтике и на Черном море»
Президент Дмитрий Медведев сказал, что 8 августа 2008 года для России – это как 11 сентября для США. То есть это переломная дата, после которой, как принято говорить, «мир уже не будет прежним». О значимости и последствиях событий на Кавказе, о том, как они расцениваются на Западе, говорит руководитель Парижского отделения Института демократии и сотрудничества, известный политолог Наталия Нарочницкая.
– Наталия Алексеевна, работы в Париже много?
– Знаете, на самом деле, все главное происходит в Москве, в России. Сейчас именно здесь центр мировых событий…
