«Грязь царствует повсюду. Белья для смены почти нет ни у кого, многие пленные жаловались, что они не меняли бельё в течение 3-х месяцев. Мытьё происходит в общей прачечной без мыла, в холодной воде, вода из кранов еле-еле течёт… Каждый день пленные моются холодной водой у колодца. Какой это будет ужас зимой».
Вот буквально крик командира укрепрайона Модлин — по-видимому, просто порядочного человека, ибо что ему до лагерей?
«Докладываю господину генералу, что среди пленных, дислоцированных в укрепрайоне Модлин, свирепствует эпидемия желудочных заболеваний („холерина“
[78]
). В настоящее время в госпитале 900 желудочных больных, из числа которых почти десять процентов смертельных случаев… Главные причины заболевания — поедание пленными различных сырых очисток и полное отсутствие обуви и одежды. Прошу о безотлагательных распоряжениях для спасения остальных».
Тогда, 28 октября, начальник укрепрайона ещё не знал, что это была не холерина. Но уже в начале ноября стало ясно, что к прежним болезням пленных — тифу и дизентерии — прибавилась ещё и холера. Вскоре она появилась и в 40-тысячном лагере в Стшалково. Болезнь начала перекидываться на местное население, которому пришлось расплачиваться за нечеловеческие условия содержания пленных.
Мы совершенно не трогали ещё один лагерь — Тухоль, «зону смерти». Ближайшей зимой здесь погибнет, по разным данным, 2–22 тысячи человек. В ноябре в Польше появились наши уполномоченные по делам военнопленных. Вот один из отчётов, о концентрационном пункте для раненых в Тухоле, которых к тому времени было там 1700 человек.
«Большинство это раненные в конечности, многие с ампутированными ногами, многие с поломанными или раздробленными костями. Больные и раненые там находятся с августа с. г. Больничные здания представляют собой громадные бараки, в большинстве случаев железные вроде ангаров. Все здания очень ветхие и испорченные, в стенах дыры, через которые можно просунуть руку. Каждый барак разделяется на две большие палаты, отапливаемые кирпичными или железными печками для торфа. Холод обыкновенно ужасный. Говорят, что во время ночных морозов стены покрываются льдом. Больные лежат на ужасных кроватях, многие — на совсем поломанных и очень маленьких. Все на грязных матрацах без постельного белья, только 1/4 часть имеет какие-то одеяла, покрыты все грязными тряпками или одеялом из бумаги… Подушек нет вовсе. Все жалуются на холод, который не только не даёт возможности залечить раны, но причиняет, по мнению врачей, большие страдания раненым… Мыла нет, так что больных моют мылом раз в неделю, иногда раз в две недели. Некоторые больные были совсем без рубашек, многие указывали на чёрное от грязи бельё, т. к. не меняли его с августа месяца.
Врачебного персонала очень мало, даже сестёр… Медицинский персонал жалуется на полное отсутствие перевязочных средств, особенно бинтов и ваты».
…Начальство спохватилось лишь 22 ноября, осознав, что зимы население лагерей попросту не переживёт — а ведь война закончилась, и скоро придётся отчитываться за пленных. Совещание в верхах приняло решение: быстро подготовить лагеря к зиме, передать 15–20 тысяч комплектов обуви и шинелей, выделить диетические пайки истощенным пленным и пр.
Как вы думаете, решение было исполнено? Правильно! 6 декабря военный министр Польши Соснковский пишет:
«К сожалению, фактическое состояние свидетельствует, что мои прежние приказы в этой области столкнулись с неумением и непониманием соответствующих исполнительных органов».
Прежние… А этот и последующие?
И ужас зимой наступил. Много писали про Тухоль, но вот что творилось в Стшалково.
Из доклада комитета РКП(б) в лагере № 1 в Стшалково. 23 апреля 1921 г.
«В последнюю эпидемию тифа и холеры в Стржалковском лагере умирало до 300 человек в день, конечно, безо всякой помощи, потому что даже хоронить их не успевали… Борьба с холерой сводится к нулю… Больных кладут по двое на кровать, происходит обмен болезнями. Из-за отсутствия мест больных выписывают на следующий день после падения температуры. Новые приступы — и результат: в мертвецкой до потолка трупов и горы вокруг неё. Трупы лежат по 7–8 дней, объедаемые крысами, а порядковый номер списка погребения перевалил на 12-ю тысячу. Тогда как за всё время германской войны он достиг только 500… По имеющимся данным, такие же результаты дала эпидемия в лаг. Тухоль…»
А вот какой-то совсем небольшой лагерь в Пулаве.
Из доклада председателя РУД Е. Я. Аболтина и уполномоченного РУД К. Лапина. 2 мая 1921 г.
«Что в прошлом, т. е. до заключения мира с Польшей, жизнь наших военнопленных в польских лагерях была один сплошной кошмар, станет ясно каждому; полчаса побеседовавшему с военнопленными. Сам начальник пункта не отрицает этого, указывая, что его предшественник (какой-то майор) был чрезвычайно жестокий человек и ничего не предпринимал для улучшения жизни военнопленных.
Во время пребывания этого майора в должности начальника пункта развилась эпидемия сыпного тифа, причём смертность достигла самой невероятной цифры — 30–40 %.
По сведениям начальника пункта, с 4 октября 1920 года по 1 апреля умерло 540 человек, т. е. приблизительно 1/3 всего наличного состава лагеря. По сведениям же военнопленных, в течение всего этого срока умерло не меньше 900 чел., зарытых на левом берегу Вислы (по 30–40 человек голыми вместе) в ямах. Для пресечения эпидемии майором ничего не предпринималось, и в конце концов этот палач сам пал жертвой этой же эпидемии…»
Маленький нюанс: с началом репатриации в Пулаве был устроен приёмно-пропускной пункт, где собирали пленных и формировали эшелоны.
Так вот: там же проводили и санобработку. Санобработка по прибытии с фронта в лагерь — дело обычное, но чтобы обрабатывали тех, кого отправляют из лагеря домой…
Вообще-то это неправильно — употреблять в исторических работах слово «верить». Но всё же: прочитав всё это, вы верите, что в польском плену погибло только 16 тысяч красноармейцев?
В декабре 1920-го началась передача пленных советским властям. Производилась она весьма цинично. Поляки даже не пытались скрыть перед «этими москалями» состояние пленных, их просто вышвыривали в сторону России.
Из докладной записки зам. Председателя Белорусской комиссии по эвакуации населения С. Кагана. 15 декабря 1920 г.
«Сообщаю, что 10/XII с. г. во исполнение постановления согласительной комиссии об обмене 18 польских военнопленных на 36 военнопленных красноармейцев, я выехал в м. Столбцы… Красноармейцы прибыли чрезвычайно изнурённые и истощённые, в лохмотьях, и один даже без всякой обуви. Жаловались на дурное питание и обращение; вагон был совершенно не приспособлен к перевозке и даже не был очищен от свежего конского навоза, который лежал слоем в 1/4 аршина… По прибытии в Минск и по осмотре врачом 30 красноармейцев были отправлены в изоляторы Белкомэвака, а остальные — в общежитие».
