На этих заседаниях присутствовал и матрос Мальков, который описал их впоследствии — по-своему, но тоже колоритно.
«…Мы вначале ничего не знали о существовании винных подвалов в Зимнем дворце… Тайну подвалов открыли старые дворцовые служители, и открыли ее не ревкому, а кое-кому из солдат, охранявших дворец после 25 октября.
Узнав, что под дворцом спрятаны большие запасы вина, солдаты разыскали вход в подвалы, замурованный кирпичом, разбили кирпичную кладку, добрались до массивной чугунной двери с решеткой, прикладами сбили замки и проникли в подвалы. Там хранились тысячи бутылок и сотни бочек и бочонков самых наилучших отборных вин. Были такие бутылки, что пролежали сотни лет, все мхом обросли. Не иначе ещё при Петре I заложили их в санкт-петербургских подвалах.
Пробравшись в склад, солдаты начали бражничать. Вскоре перепился чуть не весь караул Зимнего. Слухи о винных складах под Зимним дворцом поползли по городу, и во дворец валом повалил народ. Остановить многочисленных любителей выпить караул был не в силах, уж не говоря о том, что значительная часть караула сама еле держалась на ногах.
14 ноября Военно-революционный комитет обсудил создавшееся положение и принял решение: караул в Зимнем сменить, выделить для охраны дворца группу надежных матросов, а винные склады вновь замуровать.
Проходит дня четыре-пять. Сижу я как-то вечером в Ревкоме, беседую с Аванесовым. Тут же Гусев, ещё кто-то из членов Ревкома. Является Благонравов, назначенный после Чудновского комендантом Зимнего дворца. На нем лица нет.
— Что там у тебя в Зимнем ещё стряслось? — спрашивает его Варлам Александрович.
— Опять та же история! Снова высадили дверь в подвал и пьют как звери. Ни Бога, ни черта признавать не желают, а меня и подавно. Вы только подумайте, — обратился ко всем присутствовавшим Благонравов, — за две с небольшим недели третий состав караула полностью меняю, и все без толку. И что за охрана была? Хоть от самой охраны охраняй! Как о вине пронюхают, словно бешеные делаются, никакого удержу. А теперь…
— Позволь, позволь, — перебил Аванесов, — что „теперь“? Кто дверь выбил? Кто пьянствует? Матросы?
— Какие там матросы! Матросов мне еще не прислали, все только обещают. Выделили пока красногвардейцев…
— Так что, красногвардейцы перепились? Что ты мелешь?!
— Нет, красногвардейцы не пьют, но вот народ удержать не могут, тех же солдат… Орут, ругаются, глотки понадрывали, а их никто не слушает. Они было штыки выставили, так солдаты и всякая шантрапа, что из города набились, на штыки прут. Бутылки бьют, один пьянчужка свалился в битое стекло, в клочья изрезался, не знаю, выживет ли. Как их остановишь? Стрелять, что ли?
— Стрелять? Еще что скажешь! — Аванесов на минуту задумался, потом повернулся ко мне. — Знаешь что, Мальков, забирай-ка ты это вино сюда, в Смольный. Подвалы под Смольным большие, места хватит, охрана надёжная. Тут будет порядок, никто не позарится.
Я на дыбы.
— Не возьму! К Ильичу пойду, в Совнарком, а заразу эту в Смольный не допущу. Мое дело правительство охранять, а вы хотите, чтобы сюда бандиты и всякая сволочь со всего Питера сбежалась? Не возьму вино, и точка.
— Н-да, история. — Аванесов снял пенсне, протер его носовым платком, надел обратно. Побарабанил пальцами по столу. — А что, товарищи, если уничтожить это проклятое вино вовсе? А? Да, пожалуй, так будет всего лучше. Ладно, посоветуемся с Владимиром Ильичем, с другими товарищами и решим…
Тем временем в Зимний прибыли балтийцы и сразу по-хозяйски взялись за дело. Вместе с красногвардейцами — кого кулаками, кого пинками, кого рукоятками пистолетов и прикладами — всю набившуюся в винные погреба шантрапу и пьяниц из Зимнего вышибли. Трудно сказать, надолго ли, но подвалы очистили, а тут и приказ подоспел: уничтожить запас вина в погребах под Зимним дворцом.
Принялись моряки за работу: давай бутылки об пол бить, днища у бочек высаживать. Ломают, бьют, крушат… Вино разлилось по полу рекой, поднимается по щиколотку, по колено. От винных, паров голова кругом идёт, того и гляди очумеешь. А к Зимнему чуть не со всего Питера уже бежит разный люд: пьянчужки, обыватели, просто любители поживиться на дармовщину. Услышали, что винные склады уничтожают, и бегут: чего, мол, добру пропадать? Того и гляди опять в подвалы прорвутся…
Вызвали тогда пожарных. Включили они машины, накачали полные подвалы воды, и давай все выкачивать в Неву. Потекли из Зимнего мутные потоки: там и вино, и вода, и грязь — всё перемешалось… День или два тянулась эта история, пока от винных погребов в Зимнем ничего не осталось».
Другов, правда, утверждает, что финал у этой истории был несколько иной. Много лет спустя, когда писал свои воспоминания Мальков, излагать такое было бы неполиткорректно, но учитывая обстановку, в данную версию верится больше.
«Некоторые члены Комитета предлагали разогнать пьяниц во дворе Зимнего броневиками и пулеметами. Об осуществлении этого дикого проекта не могло быть и речи, это могло привести к немедленному восстанию гарнизона. Был проект под предлогом перевозки вина в Кронштадт отправить его в Швецию, которая предлагала несколько миллионов рублей золотом. Но кронштадтцы и слышать об этом не хотели. Последнее решение — разлить вино в подвале и выкачать в Неву — тоже потерпело фиаско. Солдаты установили дежурство у Зимнего и, как только заметили наши приготовления, немедленно пошли на штурм и взяли Зимний вторично.
Наконец член комитета Галкин, заявивший, что он сам любитель выпить, даже и не царское вино, и поэтому вполне понимающий психологию солдат, предложил объявить, что вино из царских подвалов в ознаменование победы отдается солдатам гарнизона и будет ежедневно отпускаться представителям частей из расчета две бутылки на человека в день. Таким образом пьянство было узаконено и введено в рамки.
В казармах шел пир горой, до тех пор пока не покончили с последней бутылкой. Тут вспомнили, что, помимо царского вина, есть еще вино в других подвалах города. На помощь солдатам пришли доброхоты из народа, которые разведывали, где находятся частные погреба и наводили солдат на мысль о разгроме этих погребов».
На самом деле погромы шли параллельно. Надо сказать, что в числе «доброхотов из народа» было немало провокаторов от «Комитета спасения», которые рассчитывали, что пьяные погромы снесут большевистскую власть, а в первую очередь поссорят ее с гарнизоном. Мальков вспоминает:
«Чего-чего, а вин всяких в Петрограде было запасено вдосталь. Чуть не по всему городу были разбросаны большие и малые винные склады и подвалы… Уже с начала ноября по городу покатилась волна пьяных погромов. Она разрасталась и ширилась, приобретая угрожающий характер. Иногда погромы возникали стихийно, а чаще направлялись опытной рукой отъявленных контрреволюционеров…
Погромщики разбивали какой-либо винный склад, перепивались сами до безобразия, спаивали население, ведрами тащили вино и водку. Разгром винных складов сопровождался дебошами, грабежами, убийствами, порою пожарами. Каждый раз требовалось немало сил и энергии, чтобы обуздать пьяную, одичавшую толпу людей, потерявших человеческий образ… Практически организация борьбы с винными погромами была возложена на Военно-революционный комитет».
