Но вот со временем получается петрушка. Создается четкое ощущение, что реформа началась раньше срока и шла ускоренными темпами. На том же XV съезде Молотов говорил:
«Мы знаем, что развитие индивидуального хозяйства по пути к социализму есть путь медленный, есть путь длительный. Требуется немало лет для того, чтобы перейти от индивидуального к общественному (коллективному) хозяйству… Нельзя забывать, что на ближайшие годы наше сельское хозяйство будет развиваться главным образом как масса мелких крестьянских хозяйств».
Все прочие деятели, начиная со Сталина, тоже постоянно говорят о колхозах — но именно как о весьма далёкой перспективе.
Что же произошло?
Волки щёлкают зубами
Нас побить, побить хотели,
Нас побить пыталися.
А мы тоже не сидели,
Того дожидалися.
Демьян Бедный
1927 год обозначен в истории СССР как год «военной тревоги». Война не состоялась, по поводу чего многие историки склонны считать «сигнал тревоги» не то ложным, не то вообще фальсифицированным во имя политических целей — расправы с оппозицией и наступления на крестьянство. Это не так, за «тревогой» стоит довольно забавная история — но если бы советское правительство повело себя иначе, она и впрямь могла закончиться войной. Правда, не с Англией, а с Китаем, однако и это неприятно, тем более, что и Япония не прочь бы подгрести под себя русское Приамурье…
Сама история началась во время британских парламентских выборов октября 1924 года. После войны британские либералы уступили место на политическом Олимпе лейбористам, и в январе 1924 года к власти в стране пришло первое лейбористское правительство Макдональда, которое было неплохо расположено к СССР. В феврале Британия установила с Советским Союзом дипломатические отношения, в августе подписала общий и торговый договоры. Более того, осенью правительство фактически выступило на стороне коммунистов, в то время как консерваторы их терпеть не могли.
В ту осень разразился крупный политический скандал. В Британии тогда вовсю грохотала классовая борьба, и Джон Кэмпбелл, редактор коммунистической газеты «Уоркерс уикли», опубликовал в своем издании призывы к солдатам не выступать против забастовщиков. Как и подобает в демократическом государстве, за такой беспредел его арестовали и отдали под суд. Правительство волевым порядком прекратило судебное преследование Кэмпбелла, и тогда объединившиеся ради такого случая консерваторы и либералы потребовали расследования действий кабинета. Вместо объяснений Макдональд, недолго думая, распустил парламент.
Неудивительно, что на последующих вслед за этим выборах октября 1924 года вовсю разыгрывалась советская карта. Вскоре в ход пошли крапленые козыри: консерваторы опубликовали некое «письмо Коминтерна» британским коммунистам, в котором содержалась директива о создании партийных ячеек в армии и на флоте и о подготовке вооруженного восстания. Письмо, естественно, фальшивое. Деятели Коминтерна вовсю занимались экспортом революции, но письменно рассылать директивы о подготовке восстаний? Такое о них даже подумать пошло…
Однако «протоколы советских мудрецов» произвели нужное впечатление на избирателя, и консерваторы выиграли выборы. Новому консервативному правительству, хочешь не хочешь, надо было отвечать за базар и развивать «красную» тему — но как-то ничего не подворачивалось, пока не наступил 1926 год, когда сокращение заработной платы в угольной промышленности вызвало резкое обострение классовой борьбы. 4 мая началась всеобщая политическая стачка, в которой участвовали 18 млн. человек, то есть более 40 % населения страны.
Консерваторы привычно объявили забастовку «происками коммунистов», и 7 октября их партийный съезд принял резолюцию с требованием разрыва дипломатических отношений с СССР.
В декабре стачка потерпела поражение, результатом чего стало новое наступление на права рабочих и профсоюзов. Как нетрудно догадаться, народной любви к консерваторам это не прибавило. Помочь могло бы объяснение забастовки «происками Коминтерна», но Коминтерн, хотя такая крупная стачка никак не могла без него обойтись, забыл оставить компромат, а публиковать ещё одни «протоколы» было бы уже слишком. Требовалось срочно найти доказательства подрывной деятельности коммунистов. В этой обстановке и начала развертываться многоходовая провокация в Китае.
Китай того времени не был единым государством, а представлял собой что-то вроде РСФСР образца 1918 года — скопище самостоятельных провинций, находящихся в состоянии хронической гражданской войны. Во главе провинций стояли так называемые «провинциальные милитаристы» — генералы, имевшие под рукой то или иное количество войск. Большой кусок территории на юге страны контролировала партия Гоминьдан. Поскольку составной частью Гоминьдана являлись коммунисты, Советский Союз ее поддерживал и даже посылал туда военных советников.
В начале января китайские повстанцы и солдаты гоминьдановской Народно-освободительной армии заняли территории английских концессий в городах Ханькоу и Цзюцзян. Столковаться с ними Лондону не удалось, и через полтора месяца британское правительство вынуждено было официально отказаться от концессий, зато господа консерваторы получили удобный повод переключить внимание общественности с собственных успехов на внешнего врага. 20 февраля был подписан отказ от концессий, а 23-го министр иностранных дел Британии Чемберлен направил правительству СССР «ноту-предупреждение» с требованием прекратить «антианглийскую пропаганду» и военную поддержку Гоминьдана, пригрозив разрывом дипломатических отношений.
Строго говоря, по этому поводу можно было много чего сказать. Например, то, что Китай не является частью Британской империи и не Лондону указывать, кого там можно поддерживать, а кого нет. Или предложить англичанам прекратить снабжать оружием и инструкторами туркестанских басмачей. Однако расширять склоку не стали: НКИД, не утруждая себя особыми расшаркиваниями, просто послал британцев подальше, заявив, что «угрозы в отношении Союза ССР не могут запугать кого бы то ни было в Советском Союзе», и предупредив британское правительство, что ответственность за все последствия ляжет на него.
Впрочем, особых последствий не планировалось, британцам нужна была не война, а доказательства злонамеренной подрывной работы СССР. Практически сразу же, 28 февраля, солдаты одного из китайских провинциальных правителей, генерала Чжан Цзунчана, захватили советский корабль «Память Ленина». Судно затопили, команду и находившихся на борту советских дипкурьеров бросили в тюрьму, почту прочитали — но свидетельств ужасных планов Коминтерна там, по-видимому, не нашли, потому что скандала не последовало.
В конце марта части народно-освободительной армии взяли Шанхай и Нанкин. Британия открыто вмешалась в конфликт, английские корабли вели огонь по Нанкину. Коминтерн, естественно, тоже не остался в стороне, ИККИ
[232]
вынес резолюцию о том, чтобы встать на защиту китайской революции, и активизировал работу в Китае, которая просто и беззастенчиво велась через представительства СССР. И тогда последовал решающий удар. 6 апреля в 11 часов дня в Пекине, где правил еще один «милитарист», генерал Чжан Цзолин, китайские полицейские и солдаты совершили налет на помещение советского полпредства, арестовав двоих советских граждан и 25 китайцев и захватив документы. Такого не позволял себе даже Гитлер после нападения на СССР.
