Просьба к вам всем, чтобы вы соблюдали строжайший режим экономии, чтобы ваши излишки не шли на ожирение свиней, а лучше этими излишками накормить голодных детей. От потребкооперации получили полнейший отказ. Товарищи, надежда только на вас, не оставьте нашей просьбы, будьте нашими спасителями. Мы согласны послать к вам два раза в неделю своих ходоков за тем, что сумеете собрать за 3 дня для нас остатков с ваших столов. Просьба зачитать наше письмо на общем собрании в присутствии всего состава школы и дать подробный ответ ваших кр-ских мнений.
Писал член Липецкого сельсовета Яков Казакевич».
Печать Липецкого сельсовета, Пустошинского района.
Подпись заверена предсельсовета (подпись неразборчива).
Дата 21 февраля 1929 г.
Комментировать надо?
* * *
Крестьяне отправлялись за хлебом в города, где их тоже не могли ничем обнадежить. Местные власти, как могли, защищали от голода свое население. В городах и рабочих поселках карточки начали явочным порядком появляться еще весной 1928 года. С 1 марта 1929 года Политбюро утвердило их для всей потребляющей полосы РСФСР, Закавказья, Белоруссии и Украины. Хлеб по специальным заборным книжкам получало только трудовое население.
В Москве и Ленинграде хлебный паек для рабочих и служащих фабрик и заводов составил 900 граммов в день, для членов их семей, а также для служащих, безработных и прочих трудящихся вместе с семьями — по 500 граммов на человека. В остальных промышленных центрах и фабрично-заводских поселках нормы составили 600 и 300 грамм соответственно. Свободная продажа хлеба сохранялась, но только из остатков после отоваривания карточек и по двойной цене. Вскоре карточное снабжение охватило и другие продовольственные товары, а затем и промтовары стали распространяться по талонам и ордерам. Все это была в чистом виде инициатива низовых организаций, поддержанная населением и лишь потом закрепленная решениями властей. В 1931 году была введена всесоюзная карточная система. И коллективизация, как видим, тут совершенно ни при чём.
1927 год нарушил неустойчивое равновесие нэпа, 1928-й усугубил. Ожесточение зажиточных крестьян усиливало «хлебную войну», ожесточение властей, особенно местных, которые были ближе к линии фронта, делало её непримиримой. Страна стремительно погружалась в комплексный кризис — экономический, социальный, кризис власти и доверия к ней.
В такой обстановке СССР встречал лето 1929 года.
Начало: умеренно и аккуратно
К нам весной комсомолец Карцев
Первый трактор пригнал в село…
Пётр Комаров. Трактор
Вернёмся немного назад, в осень 1927 года. XV съезд ВКП(б) определил будущее сельского хозяйства — оно лежит на колхозно-совхозном пути. Возразить тут, собственно, нечего, путь хороший, один у него недостаток — утопический путь. Нет, конечно, колхозами можно баловаться, но создавать их в таком количестве, чтобы они всерьез могли служить основой индустриализации?
На июльском пленуме ЦК Сталин снова, в который уже раз, повторил, каким власти Советского Союза видят пути решения аграрного вопроса.
«Выходов у нас три, как говорят об этом резолюции Политбюро. Выход состоит в том, чтобы по возможности поднять производительность мелкого и среднего крестьянского хозяйства, заменить соху плугом, дать машину мелкого и среднего типа, дать удобрение, снабдить семенами, дать агрономическую помощь, кооперировать крестьянство… наконец, давать им напрокат крупные машины через прокатные пункты. Неправы товарищи, утверждающие, что мелкое крестьянское хозяйство исчерпало возможности своего развития и что, стало быть, не стоит дальше помогать ему. Возможностей развития имеется у индивидуального крестьянского хозяйства ещё немало. Надо только уметь помогать ему реализовать эти возможности…»
Нет, все-таки потрясающее у него было умение успокаивать! Положение в стране тяжелейшее, индустриализация захлебывается, сельское хозяйство сползает в трясину, справа и слева сплошные истерики, все пытаются достучаться до вождя и его команды, доказать: все плохо, страна катится в пропасть! Как же вы не видите?! А вождь так спокойно, обстоятельно заявляет: «Нет, вы неправы, все хорошо, все идет по плану», давит авторитетом и додавливает до того, что ему действительно веришь, несмотря ни на цифры, ни на донесения ОГПУ С такой позицией трудно спорить — действительно, если чего и не хватало летом 1928 года, так это коллективной истерики во властных структурах, которая последовала бы за реальной оценкой с высокой трибуны реального положения дел. Умел человек успокаивать… То-то в семьдесят лет, смешной возраст для сына Кавказских гор, он выглядел, как глубокий старик…
«Выход состоит, далее, в том, чтобы помочь бедноте и середнякам объединять постепенно свои разрозненные мелкие хозяйства в крупные коллективные хозяйства на базе новой техники и коллективного труда как более выгодные и товарные… В этом основа решения проблемы…
Выход состоит, наконец, в том, чтобы укрепить старые совхозы и поднять новые, крупные совхозы, как наиболее рентабельные и товарные хозяйственные единицы.
Таковы три основные задачи, выполнение которых дает нам возможность разрешить зерновую проблему и ликвидировать, таким образом, самую основу наших затруднений на хлебном фронте.
Особенность текущего момента состоит в том, что первая задача по поднятию индивидуального крестьянского хозяйства, являющаяся все еще главной задачей нашей работы, стала уже недостаточной для разрешения зерновой проблемы.
Особенность текущего момента состоит в том, чтобы первую задачу дополнить практически двумя новыми задачами по поднятию колхозов и поднятию совхозов.
Без сочетания этих задач, без настойчивой работы по всем этим трем каналам невозможно разрешить зерновую проблему ни в смысле снабжения страны товарным хлебом, ни в смысле преобразования всего нашего народного хозяйства на началах социализма».
Сказать, что политику правящей команды критиковали, значит не сказать ничего. Просто лидеры СССР умело перевели коллективную истерику советской верхушки из экономической в политическую плоскость, обозвав «уклонами» Уклонов насчитывалось два — правый и левый. Выступая по этому поводу на ноябрьском Пленуме ЦК 1928 года, Сталин, в духе изобретенного им метода «творческого марксизма», умело запутал суть вопроса среди теоретических рассуждений о капитализме и социализме и ссылок на Ленина. Голая же суть уклонов, сформулированная им в том же выступлении, выглядела следующим образом.
«Левых» он определил просто: это те, «которые хотят чрезвычайные меры превратить в постоянный курс партии», и назвал это троцкизмом. Можно и так. Это было удобно. Троцкий к тому времени являлся безнадежно скомпрометированной фигурой, а поскольку выступал против Сталина, то просто не мог не использовать такой роскошный козырь, как «предательство идеалов революции». (Впрочем, думаю, что если бы Сталин вдруг полевел, Троцкий шарахнулся бы направо, и тогда троцкизмом был бы назван «правый» уклон. Дело тут не в принципах, а в аргументах.)
