«Общеизвестно, что антоновский мятеж подготавливался эсерами. Как правыми, так и левыми. Хотя их роль в этом нещадно преувеличена нашими историками, но именно эсеры провели в Тамбовской губернии основную работу по пропаганде антикоммунистических настроений среди широких крестьянских масс и по созданию в деревне подпольных комитетов Союза трудового крестьянства (СТК), которым отводилась роль центров по непосредственной подготовке крестьянских выступлений на местах. К середине лета 1920 года значительная часть Тамбовской губернии была уже покрыта густой сетью нелегальных комитетов СТК — сельских, волостных, районных и уездных. Существовал и глубоко законспирированный губернский комитет (губком) СТК»
[170]
.
Интересно, куда ЭТО ещё можно преувеличить?
24 августа состоялась уездная конференция СТК, на которой шла речь о восстании. Однако само восстание вызвал и разжег исключительный идиотизм местных властей.
* * *
…Лето 1920 года выдалось неурожайным. Общий сбор зерна, по прикидкам, обещал быть 62 млн. пудов, тогда как внутренняя потребность губернии составляла 64 млн. Разверстка, наложенная с учётом засухи, была не слишком велика, составив 11,5 млн. пудов. В общем-то, не смертельно — если бы не двойная ошибка губпродкома. Во-первых, контора товарища Гольдина сумела промахнуться в оценке урожая — всего-навсего вдвое, поскольку на самом деле собрали 32 млн. пудов хлеба, — задание же вовремя не подкорректировали. Во-вторых, он ухитрился спланировать так, что из двенадцати уездов на три самых пострадавших от засухи — Тамбовский, Кирсановский и Борисоглебский — пришлось 46 % разверстки.
В августе по деревням пошли продотряды. И тогда грохнуло.
Однако начали не крестьяне. 19–20 августа 1920 г. сразу в нескольких местах вооруженные банды дезертиров напали на продотряды и сельсоветы. К тому времени в губернии насчитывалось 110 тысяч дезертиров, из них 60 тысяч — в мятежных уездах. Вся эта орава должна ведь как-то кормиться, и куда удобней было трясти продотряды, чем крестьян — и хлеб получишь, и Робин Гудом прослывешь.
Во главе восстания тут же материализовались комитеты СТК. В какой-то степени повстанцев поддержали и крестьяне. В какой — неведомо, поскольку мобилизацией не брезговала и «народная армия».
До конца августа произошли два решающих события. Первое: от восстания отмежевалось эсеровское руководство, заявив о его преждевременности и в очередной раз показав себя «социал-предателями» (напомним, что большевики в аналогичной ситуации, 4 июля 1917 года, восстание возглавили, вызвав на свою голову репрессии, но сохранив лицо). Это им не очень помогло, чекисты вскоре переарестовали большинство видных эсеровских деятелей губернии. Однако дотянуться до низового аппарата формально беспартийного СТК ГубЧК не сумело, так что процесс сделался полностью бесконтрольным. Второе: к восставшим присоединился с отрядом из 500 человек будущий его руководитель — левый эсер, умный политик и отменный партизанский командир Александр Антонов.
Крестьянином он не был. Сын владельца слесарной мастерской и портнихи-модистки, Антонов стал левым эсером после оформления этой фракции, а до того принадлежал к «независимым» эсерам. Развлекался ли террором — неизвестно, но в «эксах» участвовал. Во времена коалиции большевиков и левых эсеров Антонов честно служил советской власти, став депутатом Кирсановского городского Совета и начальником уездной милиции, но при этом потихоньку в укромном месте копил оружие. После начала левоэсеровского восстания он подался было в Самару, где базировался Комуч, однако пробыл там недолго, вскоре вернулся, организовал из местных уроженцев отряд для борьбы с «коммунистами» и занялся любимым эсеровским развлечением — террором.
…Дрова, керосин
Глядя на него, Халаддин всегда вспоминал слышанную где-то фразу: лучшие на свете бойцы получаются из людей сугубо мирных и семейных — когда такой вот мужик, воротясь однажды вечером с работы, находит на месте своего дома пепелище с обугленными костями.
Кирилл Еськов. Последний кольценосец
Собственно, к тому времени у советской власти имелся громадный опыт подавления такого рода восстаний. Но тамбовские деятели словно вчера получили мандаты, причем не на красной, а на белой стороне фронта.
Банда по части боеспособности сильно уступает регулярной армии. Но то регулярной армии, а тамбовские вооруженные отряды — продовольственные, чекистские, комдезовские — мало того что были немногочисленны и разбросаны по селам, но и по боеспособности, как выяснилось, оказались хуже повстанцев. Тем более что можно сколько угодно говорить о «народном» характере восстания, но это опровергают даже фотографии, на которых бойцы повстанческих армий одеты в шинели, а командиры — в офицерские френчи. А раз шинель — стало быть, либо бывший фронтовик, либо дезертир, поскольку о захвате складов обмундирования никто не сообщает.
В губернию словно бы вернулся восемнадцатый год — по ней носились друг за другом одинаково обмундированные и вооруженные отряды, мало отличавшиеся по воинскому мастерству и методам ведения войны. Как они разбирались, кто есть кто, — тайна великая…
А что совсем плохо — к восстанию оказалась совершенно не готова ГубЧК. Незадолго до того ее руководство было арестовано за шантаж губернских властей. Занятому разборками с «отцами губернии» чекистскому начальству, надо понимать, было не до налаживания работы по деревням, а новый председатель просто не мог ничего успеть.
Вдобавок к тому 4 сентября погиб в бою зав. Кирсановского уездного политбюро, имевший при себе списки всей агентуры ЧК в уезде
[171]
. О судьбе этих людей ничего не известно, однако необходимости в том нет — и так ясно, что способ, каким их убивали, отвратил всех, видевших это, от любого сотрудничества с красными.
Власть с самого начала оказалась в положении слепого медведя, дерущегося с собаками, — банды легко маневрировали, при необходимости рядовой состав рассыпался по деревням, превращаясь в мирных землепашцев, так что войска, посланные за повстанцами, как правило, не находили никого. Красные уходили — и из ничего тут же снова собирались повстанческие отряды.
В этой ситуации губернское руководство совершило ошибку — вполне понятную, но не ставшую от того менее роковой.
Началось, насколько известно, с инициативы начальника оперативного штаба при ГубЧК по подавлению восстания В. И. Благонадеждина, который орудовал в Алабушской волости. 29 августа он, разговаривая по прямому проводу с Тамбовом, сообщил:
«Нами выработан приказ, который будет передан для предварительной санкции губисполкома… Мы мотивируем причину издания приказа следующими соображениями: ввиду участия поголовно всех граждан в восстаниях, разгромах советских хозяйств, аппаратов и убийствах советских, партийных работников, приговоры над которыми всеми селениями на сходах проводят под лозунгами „Смерть коммунистам!“, „Да здравствует Врангель!“… Названные селения всеми силами и разными способами помогают банде, запертой в кольцо наших войск, и способствуют поддержанию ее существования и процветания в виде новых организаций групп бандитов. Мы находим, что только суровой революционной мерой можно раз и навсегда уничтожить гнезда бандитов, являющихся детищами названных селений, а потому передаю для санкции губисполкома приказ № 5 начальника боевого участка: 28 августа в 12 часов. Приказываю в селах в течение 48 часов: Верхоценье, Понзари, Степановка, Ржакса поселок и село, Серединвка, Каменка, Александровка, Недобровка, Пановы Кусты, Афанасьевка, Протасовка, Тимофеевка, Чакино, Уварово, Графская, Михайловка, Ивановка, Глазово, Карсевка, Ермиловка произвести полную конфискацию имущества всех граждан. Арестовать всех граждан — мужчин этих сел от 16 до 40 лет — и направить на принудительные работы и в реввоентрибунал. Произвести суровую революционную расправу с соучастниками бандитов. Принять этот приказ как руководящий для полного уничтожения названных районов селений, являющихся гнездами бандитов. Приказ провести в жизнь со всей революционной суровостью, ни перед чем не останавливаясь…
