Кирилл Еськов. Последний кольцепосец
Карательный беспредел продолжался два месяца — при Аплоке и сменившем его Благонадеждине, — пока назначенный 25 октября командующим войсками Тамбовской губернии (как к тому времени называлось все, что разъезжало по уездам под красными знаменами) начальник Тамбовских пехотных курсов Редзько не повел более разумную политику. По крайней мере, этот бывший царский полковник, фронтовик и георгиевский кавалер в какой-то мере приструнил изрядно к тому времени разложившиеся красноармейские отряды и запретил расстреливать пленных, более того, желающие из них могли вступить в красные части. Антонов был бы полным дураком, если бы не воспользовался этим, чтобы внедрить к красным своих агентов, однако у рядовых бандитов появилась хоть какая-то альтернатива.
Выполнялись ли приказы товарища Редзько о запрете мародерства, насилия над местным населением и расправ с пленными — вопрос смешной. Конечно, выполнялись… кое-где и отчасти. Впрочем, туманность все равно запоздала. Доверие населения не так легко потерять, но вернуть потерянное обратно — в сто раз труднее. Крестьянин — он ведь совсем не дурак и отлично понимает разницу между беспредельничаю-щими продотрядовцами и карателями, которые жгут села по приказу вышестоящего начальства. На место большевиков, которым можно было бы пожаловаться на коммунистов, пришли такие же коммунисты — и крестьяне отшатнулись к Антонову.
…Участвовали в процессе формирования повстанческих сил прорвавшиеся белые отряды или же просто материализовались скрывавшиеся до сих пор офицеры — но осенью 1920 года восстание перешло в регулярную стадию. Повстанцы сперва оформились в две армии, а 14 ноября состоялась еще одна реорганизация, в результате которой появились объединенная партизанская армия Тамбовского края и так называемый «Главный оперативный штаб», состоящий из пяти человек: начальник штаба (он же руководитель восстания), его заместитель, командующий армией, замкомандующего и начальник разведки. ГубЧК к тому времени успела арестовать губернские комитеты эсеров и СТК, но сыграла только на руку повстанцам. Если бы эти губернские деятели остались на свободе, они внесли бы в повстанческое руководство непередаваемую атмосферу политической дискуссии, а так штаб создал губкомы заново — такие, какие ему были нужны, переключив тем самым на себя весь низовой аппарат. Начальником штаба и, соответственно, руководителем всего восстания стал Антонов, армию же возглавил местный уроженец поручик Токмаков.
Нельзя сказать, чтобы в хозяйственном смысле «народная» власть так уж сильно отличалась от советской. У нее были точно такие же учет и контроль населения, разверстка, запрет свободной торговли хлебом, реквизиции и конфискации у населения продовольствия и вещей, а также мелких предприятий вроде мельниц и крупорушек. Проводились и мобилизации, по очень простому принципу: «не пойдешь — расстреляем».
В начале 1921 года регулярности ещё прибавилось. Повстанцы снова разделились на две армии (первая состояла из десяти, вторая — из четырёх полков). Были введены знаки различия, знамёна — красные (!), только надпись не большевистская, а эсеровская, знаменитый лозунг: «В борьбе обретёшь ты право своё». Так что теперь два отряда, чтобы разобраться, кто есть кто, должны были сблизиться на такое расстояние, чтобы видны были буквы на знамени. К февралю силы обеих армий насчитывали около 10 тысяч человек (это не считая отрядов самообороны СТК и мелких самостоятельных банд). Причём воевали они хорошо и до марта успешно били красные войска, выигрывая как в боевой, так и в политической работе.
В отличие от властей, Антонов к населению относился гуманно
[173]
, карательные меры применял с большим разбором и строго индивидуально, так что на сторону повстанцев переходили даже многие сельсоветчики и деревенские коммунисты. Зато он жестоко карал за такие вещи, как шпионаж, пропаганду коммунизма и укрывательство коммунистов, а также за выдачу властям бойцов партизанского движения (на чем позднее сыграет Тухачевский).
Впрочем, всё равно поддержка восстания не была всенародной и к Антонову присоединялись далеко не все деревни — в иных его бойцов и на околицу не пускали. Для полной радости некоторые села устанавливали уже совершенно свою власть, призывая «чуму на оба дома» и не желая знать над собой никого. Власти обрушивались на них так же, как и на «бандитские гнезда», — а потом приходили веселые и приветливые антоновцы и через несколько визитов приобретали для себя ещё один населённый пункт…
Если карательные отряды истреблялись поголовно, то к пленным, захваченным в ходе боевых действий, подход также был индивидуальным. Их, как пишет Самошкин:
«…повстанцы разделяли на три категории: комиссары-коммунисты, командиры и рядовые бойцы. С пленными, относящимися к первой категории, разговору повстанцев был коротким, а смерть этих людей — мучительной и долгой. С командирами Красной армии все происходило наоборот: разговор (допрос) — долгий, смерть — быстрая».
Рядовые красноармейцы — те, которых доводили до штаба, — в плену обычно находились два-три дня.
«Сначала пленные бойцы попадали на допрос, а затем — на цикл лекций „о внутреннем положении“, где опытные антоновские агитаторы-политработники рассказывали им о целях и причинах „всенародного восстания против насильников-коммунистов“. После окончания лекций красноармейцам предлагалось добровольно вступать в ряды антоновских армий. Те лее из пленных, кто не захотел стать антоновцем, направлялись в штаб повстанческого полка, где им выдавался так называемый „отпуск“ — маленькая справка, в которой указывалось, что красноармеец такой-то, взятый в плен тогда-то, отпущен из плена такого-то числа, во столько-то часов… С „отпуском“ на руках красноармеец беспрепятственно возвращался в свою часть, где сдавал справку в штаб полка и после небольшого допроса, как правило, вновь получал оружие и становился в строй»,
после чего, даже сам того не желая, делался невольным агитатором. В итоге красные, если бой складывался неудачно, начали сдаваться отрядами.
Эту идиллическую картину портила разве что участь тех, кого до штаба не доводили, потому что вывести пленных на зады и порубать было, в общем-то, обычным делом, да и что-нибудь покруче придумать — тоже не редкость. Ну и конечно, если говорить об отношении к врагам, тут антоновцы не выдерживали сравнения с красными — у последних мучительство было не в чести: побьют разве что со злости да к стенке.
Из воспоминаний об антоновском восстании
[174]
.
«Заняв село Алешки, банда численностью около 1500 человек под командой Кузнецова и Шубы переловила 22 сотрудника милиции и ревкома и зверски расправилась с ними. Их избивали до полусмерти, в жестокий мороз раздевали донага, по одному выводили из сарая со связанными назад руками и зверски рубили на снегу за двором штаба.
