Профессор фыркнул от такой вопиющей неграмотности отставного офицера. Моей аналогичной неграмотности он пока еще не уловил и потому повернулся прямо к моему товарищу:
– На торсионных полях растет информация! – сказал он почти торжественно, но почему-то не поднял вверх – в виде восклицательного знака – указательный палец.
– Ни разу не видел зайца с балалайкой, – без раздумий отпарировал Пулат в ответ на сомнение в его интеллектуальных способностях, промелькнувшее, должно быть, у профессора во взгляде. В переводе на общечеловеческий язык его фраза называется – «Сам дурак!»
Контрвыпад несколько остудил профессорский возвышенный пыл, и я посчитал нужным вмешаться якобы на стороне старейшего и более умудренного знаниями:
– Объясни, дедок, неразумному капитану...
Дедок с распростертыми объятиями кинулся в расставленную ловушку, просвещая заодно и второго капитана, но того не ведая.
– Каменщик, предположим, кладет стену... Кирпич за кирпичом, машинально... У каменщика есть определенный эмоциональный настрой, вызванный предыдущими событиями из его жизни. Даже не думая об этом, он оставляет в каждом кирпиче торсионный след. То есть вкладывает в него свое настроение. Потом мы, вселяясь в новый дом, ложимся спать возле этой стены. И сами не понимаем, почему нас охватывает тревога или, наоборот, беспричинная радость. Мы читаем устоявшееся торсионное поле. Торсионные поля постоянно вокруг нас. Прошла женщина, оставила после себя запах духов. Это тоже аналог торсионного поля, только его мы улавливаем обонянием. А настоящие торсионные поля взаимодействуют исключительно с подсознанием, и только умелый человек может понять, зачем вчера вечером к нему заходил сосед и почему сегодня утром позвонил старый друг, с которым уже пару лет как не встречались. Понятно я объяснил? В мире не бывает случайностей. Все случайности – это результат восприятия подсознанием влияния торсионных потоков. Умелый, специально обученный этому человек в состоянии просчитать любые события как строгую концепцию и на основании этого сделать точный прогноз на ближайшее время. Другой умелый человек в состоянии стереть торсионное поле своей мысли, способен оборвать тонкую связь с посторонним человеком, если ему требуется.
Я сразу уловил его мысль и развил по своему усмотрению:
– Торсионные поля взаимодействуют и между собой, бывают дружественными или враждебными, могут воевать, как сегодня воевали наши с тобой поля с полем нашего дедка и с полем этой толпы охранников, – кивнул я на закрытую дверь.
– Но ты, сынок, не мог увидеть торсионное поле... Не мог, – вспомнил вдруг профессор, с чего начался наш разговор. Мне это сильно напоминало знаменитое чеховское: «чумазый не может!», и знал бы дедок, насколько он прав и насколько я чумазый...
Я видел явственно – он не верит, но изо всех сил старается поверить. Для него очень важно поверить в то, во что он не верит.
Но ответить мне не дали.
Два сильных удара кулаком в дверь вернули нас в положение осажденных.
– Что, созрели для разговора? – крикнул я.
– Будем говорить, – послышался незнакомый гибкий голос, не менее уверенный, чем мой собственный.
– Пусть все отойдут в глубину коридора. Я буду беседовать только с одним человеком.
– Нас двое.
– Пусть так. Тем хуже для вас. Вы готовы?
– Охрана уходит. Нас только двое.
– Виталий, обеспечь дедку соответствующий уровень обслуживания, – сказал я громко, чтобы и за дверью слышали.
Профессор попытался было взбрыкнуть копытами и не даться, но короткий тычок в печень угомонил его за две секунды. Железная хватка – левая рука на подбородке, правая на затылке – обеспечила мне безопасность.
3
Полковник Мочилов не дождался распечатки фотографий от генерала Болотова. Ему позвонили и доложили, что захват водителя «Волги», на которой ездит Решетов, подготовлен.
– Приедете сами, товарищ полковник?
Мочилов обычно предпочитал сам руководить операцией и сам отвечать за успех или неудачу. И офицеры отдела знали это. Брать на себя ответственность за принятие решения приходится часто. И не все способны это сделать. Правда, теперь работать пришлось не с оперативниками, а со спецназовцами, на которых сам полковник мог положиться вполне. Эти с решением вопроса не тянут. Надо – значит, действуют предельно жестко и без сомнений, отягощенных знанием законов, как это бывает с оперативниками. И все же, когда решаешь сам, это всегда кажется более правильным.
– Еду.
Машина еще только приближалась к центру Москвы, когда по переговорному устройству доложили, что «Волга» с Решетовым свернула на Охотный Ряд и показала поворот у парадного подъезда Думы.
– Решетов вышел, – комментировал наблюдатель процесс слежения. – Водитель остался в машине. Закурил, пускает дым старательно на улицу. Видимо, Решетов не любит, когда в машине пахнет дымом. Жадно затягивается, словно давно не курил. Должно быть, много ездили. Или далеко... – Сам доклад спецназовца по «переговорке» существенно отличался от подобного же доклада оперативника. Спецназовец наблюдает за мелочами и делает вывод. Много видит и выдает гипотезы. Не каждый оперативник на такое способен. – Все. Выбросил сигарету. Выруливает в сторону стоянки. Паркуется. Почти не глядя заехал. Место для него, судя по всему, привычное. Вышел из машины. Подошел к группе водителей. Здороваются за руку. Его здесь определенно хорошо знают. Разговаривают. Смеются над кем-то.
– «Скорая помощь»! Готова? – спросил Мочилов.
– Ждем за поворотом в трехстах метрах.
– Снайпер готов?
– Задняя дверца машины приоткрыта. Объект под контролем. «Сажаю на кол». Готово. Веду его. Жду команды.
– Я уже рядом, – сообщил Мочилов. – Буду на противоположной стороне. Есть кто-нибудь свободный под рукой?
– Найдем. Что сделать?
– Мы этот момент упустили... Надо исправлять... Пусть кто-то подойдет к группе водителей. Что-то спросит. Потом первым заметит и остановит «Скорую». И – главное! – пусть подберет пулю. Снайпер! Далеко пуля отлетает?
– В пределах полутора-двух метров. – Пулю следует обязательно подобрать. Снайпер, что с клиентом?
– Я его веду...
– Выбери момент, когда повернется спиной.
– Он так и стоит.
– Послали человека?
– Пошел. Подходит к ним. Заговорил. Ему показывают рукой направление. Дорогу, похоже, объясняют. Водилы друг другу помогать любят. Время! Быстрее надо!
– Все готовы?
– Готовы.
– Начали!
Машина Мочилова, словно по секундам выверив время, уже остановилась на другой стороне улицы. Отсюда хорошо было видно и группу водителей машин Думы, и старенький микроавтобус с замаскированным среди стопок газет снайпером – в пятидесяти метрах от группы. Стрелять с большей дистанции рискованно. Все-таки резиновая пуля. Она легкая и потому быстро теряет первоначальную скорость. С большой дистанции удар может быть просто болезненным, но недостаточно сильным, чтобы человек потерял сознание. И попасть в строго ограниченную область с большей дистанции труднее.
