Написано, надо сказать, весьма душевно, вот только один недостаток у этих воспоминаний — этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Надо же, какие пугливые у главы правительства охранники! Если бы охранять Сталина поставили милиционеров из ближайшего отделения, даже они бы себя так не вели, не торчали бы под дверью двенадцать часов, а у Сталина ведь специальная охрана, обученная и проинструктированная. Охраняют они старого и больного человека, у которого уже было два инсульта и с которым в любую минуту может произойти все что угодно. На этот счет у них не могло не быть инструкций. А надо понимать, что такое охранник. Охранник — это машина, которая в ответ на определенное воздействие срабатывает строго определенным образом и никак иначе.
Юрий Мухин раскопал и привел в своей книжке воспоминания полковника КГБ Н. П. Новика, который был тогда заместителем начальника Главного управления охраны. И тот рассказал эпизод с баней, из которого видно, как охрана действовала в подобных ситуациях на самом деле. По субботам Сталин ходил в баню, которая была построена тут же, на территории дачи. Обычно он парился час с небольшим, но однажды в назначенное время он из бани не вышел. Через двадцать минут охрана доложила об этом Новику, тот связался с министром госбезопасности Игнатьевым, последний — с Маленковым. И через пятнадцать минут охрана получила команду: ломать дверь бани. Но, едва они подошли с фомкой, как дверь открылась сама и вышел Сталин. Так обязана была действовать охрана, и так она действовала всегда, за одним-единственным исключением — 1 марта 1953 года.
Теперь о том, насколько охрана боялась Сталина. Все вспоминают, что он был чрезвычайно прост в обращении с обслугой и охраной, которые души в нем не чаяли и нисколько его не боялись. Тот же охранник Старостин вспоминает другой эпизод. На поминках по Жданову, которого Сталин очень любил, «вождь народов» против обыкновения крепко выпил. И, уезжая домой, Молотов велел Старостину — если Сталин соберется ночью поливать цветы, из дома его не выпускать, поскольку он может простыть. Что делает Старостин? Он загоняет ключ в скважину так, что его заклинивает, и дверь не открыть. Сталин пробует выйти из дома. У него ничего не выходит. Тогда он просит Старостина:
«— Откройте дверь.
— На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть. — возразил Старостин.
— Повторяю: откройте дверь!
— Товарищ Сталин, открыть вам дверь не могу.
— Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! — вспылил Сталин. — Вы мне больше не нужны.
— Есть! — козырнул Старостин».
Дверь, правда, он открыть так и не подумал. Еще немного повозмущавшись, Сталин ушел спать. Наутро он вызвал Старостина и велел забыть о ночном инциденте. Как видим, охрана чрезвычайно «боялась» Сталина да и он был «свиреп» необычайно. Если даже за явное неповиновение максимум что могло грозить охраннику, так это откомандирование, то уж за несанкционированное вторжение в комнаты генсека с целью удостовериться, все ли с ним в порядке, ничего бы не было, кроме «спасибо». А вот за то, что охрана упустила время и ее нерасторопность могла обернуться смертью того, кого она охраняла, — тут бы им мало не показалось.
Итак, чему можно верить в рассказе Лозгачева? Тому, что охранники легли спать? Ни одной секунды! Они не имели права, находясь на дежурстве, спать, а значит, и не ложились. Точно так же нельзя верить и тому, что, услышав, что в комнатах нет движения, они ждали до восьми часов вечера. Самое позднее в двенадцать часов дня начальник охраны должен был позвонить своему прямому начальству и доложить ситуацию, а значит, позвонил и Доложил. И это было так, и иначе не могло быть, потому что не могло быть никогда. А самое трогательное — это, конечно, эпизод с часами. Агата Кристи в своем «Восточном экспрессе» высмеивала этот трюк как дешевый прием из плохих детективов — но авторы этой версии, вероятно, Агату Кристи не читали.
Почему же Лозгачев врет? И что на самом деле произошло 1 марта на Ближней даче?
Еще более странное поведение соратников
Итак, охрана в десять часов вечера обнаружила Сталина лежащим на полу — с ним явно было что-то очень и очень не так. Что же было дальше? Вспоминает охранник Старостин:
«В первую очередь я позвонил Председателю МГБ С. Игнатьеву и доложил о состоянии Сталина. Игнатьев адресовал меня к Берии. Звоню, звоню Берии — никто не отвечает. Звоню Г. Маленкову и информирую о состоянии Сталина. Маленков что-то промычат в трубку и положил ее на рычаг. Минут через 30 позвонил Маленков и сказал: "Ищите Берию сами, я его не нашел". Вскоре звонит Берия и говорит: "О болезни товарища Сталина никому не говорите и не звоните". Положил трубку».
Что охранники делали дальше? Сидели и ждали. Опять слово Лозгачеву: «В 3 часа ночи 2 марта около дачи зашуршала машина. Я оживился, полагая, что сейчас я передам больного Сталина медицине. Но я жестоко ошибся. Появились соратники Сталина Берия и Маленков… Стали соратники поодаль от Сталина. Постояли. Берия, поблескивая пенсне, подошел ко мне поближе и произнес: "Лозгачев, что ты панику наводишь? Видишь, товарищ Сталин спит. Его не тревожь и нас не беспокой". Постояв, соратники повернулись и покинули больного».
Тем временем взбунтовалась обслуга дачи, требуя немедленного вызова врачей. Тогда охранники вновь позвонили Маленкову и Берии, около 7 утра. И только после этого появились медики. Странно, очень странно вели себя соратники, вы не находите?
Оказывается, о чем находившийся в доме охранник Лозгачев не знал, несколько раньше, вечером в воскресенье, на дачу приезжал и Хрущев. Ему позвонил Маленков около полуночи, он вызвал машину и, взяв с собой Булганина, приехал на дачу. Однако в дом почему-то не пошли. «Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: "В чем дело?" Они: "Обычно товарищ Сталин в такое время, часов в одиннадцать вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз он и кушает. Сейчас этого не было". (Заметьте, ни слова о том, что они не видели Сталина с самого утра! — Е.П.). Послали мы на разведку Матрену Петровну, подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина. Ограниченную, но честную и преданную ему женщину.
Чекисты сказали нам, что они уже посылали ее посмотреть, что там такое. Она сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит. А под ним подмочено. Чекисты подняли его, положили на кушетку в малой столовой. Там были малая столовая и большая. Сталин лежал на полу в большой столовой. Следовательно, поднялся с постели, вышел в столовую, там упал и подмочился. Когда нам сказали, что произошел такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать свое присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении. Мы разъехались по домам». То есть, попросту говоря, надрался товарищ Сталин до совершенно неприличного положения (это с виноградного-то сока!), пьяный упал и обмочился, и желательно было бы, чтобы он не знал, что кто-то его в таком положении видел. (Все логично увязывается, если вспомнить, что Хрущев — опять же единственный из многих — утверждал, что Сталин пил.) Не находите ли, что и эти соратники вели себя чрезвычайно странно?
