Естественно, что в случае необходимости аналогичные оценки может получить история и культура любого из соседей России. И получает…
Но вместо ожидаемой реакции получается совершенно иное. Например, Нафис Кашапов, один из лидеров Татарского общественного центра, считает, что «агрессия России в Грузии с применением самого современного оружия, лицемерное и провокационное признание Абхазии и Южной Осетии как "независимых государств" показали не только татарам и башкирам, но и всему миру: со времен Ивана Грозного в политике имперской России мало что изменилось».
[126]
Казалось бы, какое отношение история с Грузией имеет к Центральной Азии? Самое прямое. Осознание суровых реалий внешнеполитического курса путинской России и ее действий в случае «непослушания» еще раз подтвердило для лидеров стран региона необходимость избегать резких движений в отношении России. Кроме того, в Туркменистане, Казахстане, Азербайджане, крайне заинтересованных в диверсификации нефте и газопроводов, считают, что это была война не России с Грузией, а война за Центральную Азию. Если перекрыть трубопроводы, идущие в обход России через Тбилиси, то «азиаты» уже никуда не денутся. Заодно можно показать закавказцам и всем остальным соседям возросшую мощь российской армии. Так, на всякий случай, чтобы знали…
Отражением целого спектра колебаний и комплексов российского идеологического аппарата стала концепция суверенной демократии. Коротко говоря, ее значение и идея в том, что Россия является демократическим государством. Но со своей местной, «страновой» спецификой. Демократия в России имеет собственные национальные корни и пределы роста. Запад не должен понуждать и критиковать российский вариант демократического государства. Данная концепция далека от совершенства, но, озвученная В. Сурковым и поддержанная В. Путиным, стала официальной идеологией правящего режима. Концепция суверенной демократии близка центральноазиатским режимам. «Суверенная демократия» не только позволяет вождям управлять своими странами как им нравится, но и не требует выполнения порой обременительных международных обязательств Евроатлантического союза.
[127]
Второй составляющей теории является идея России как наследницы великого СССР и Российской империи. Поэтому определение «суверенная» является доминирующим. Суверенный вариант демократии означает на практике противодействие попыткам Запада навязать России универсальные демократические ценности. С точки зрения российского руководства, претензии Запада являются вмешательством во внутренние дела, обозначением ведомой позиции российского государства, не соответствующей статусу России как великой державы. Поэтому российская «суверенная демократия» означает отрицание демократии как права выбора, демократических свобод и добровольное, безоговорочное следование за национальными «суверенами».
Исходя из такой постановки вопроса, статус державы поддерживается на деле только восточной политикой в отношении слабых государств Центральной Азии и Закавказья, которые должны ориентироваться на российский образец суверенной демократии, а отнюдь не на универсальные демократические принципы.
Другая Россия – либеральная, демократическая, оппозиционная, также не отличилась выдвижением привлекательных идей. Последний всплеск в рядах российских либералов был связан с концепцией либеральной империи. Но что это такое, было трудно понять. Тем более что и объяснения были невнятными.
Выступая в телевизионной передаче «Основной инстинкт», Анатолий Чубайс провозгласил долгосрочной целью российского общества – или даже национальной идеей – строительство либеральной империи. В ходе опроса общественного мнения был задан вопрос: «Как понимают россияне выражение "либеральная империя"?» Вопрос оказался трудным – решились дать свои интерпретации лишь 18 % опрошенных. По мнению 4 % участников опроса, «либеральная империя» – это сильное, свободное, высокоразвитое государство («это свободная империя во взглядах и действиях»; «могущественная держава»; «страна с высокоразвитой экономикой»). У 4 % «либеральная империя» ассоциируется с демократией («много демократических свобод у граждан»; «демократическая империя»). Другие (4 %) полагают, что речь идет об определенном политическом устройстве, но о каком именно, судя по ответам, представляют не очень отчетливо («где либералы у власти»; «возвращение царей»; «анархия»; «объединение олигархов»; «похоже на республику, но централизация власти»). По мнению 1 % опрошенных, «либеральная империя» характеризуется торжеством социальной справедливости, и такая же доля респондентов опасается тотальной социальной несправедливости («забота власти о простых людях»; «одни жируют, а другие с голоду умирают»). Некоторые респонденты, стремясь объяснить смысл понятия «либеральная империя», обращаются к примерам. Диапазон образцов чрезвычайно широк: «Англия»; «как в Китае»; «США только можно назвать либеральной империей»; «то же самое, что и Советский Союз»; «что-то похожее на какие-то арабские страны» (1 %). Некоторые упрекают автора термина «либеральная империя» в алогизме («империя не может быть либеральной»; «несочетаемое понятие»; «эти два слова несовместимы»; «это противоречивое выражение»).
[128]
Митинг
В самой России идея либеральной империи не была понята. Империя должна быть империей, но она никак не может быть либеральной. Если имперские амбиции тешат национальное самолюбие россиян, то в Центральной Азии это вызывает отнюдь не позитивные настроения. Имперские амбиции, даже в либеральной оболочке, здесь не приветствуются.
Заявления о поддержании стабильности во имя будущего, отрицание политических крайностей во имя общей консолидации народов характерны для всех правящих лидеров Центральной Азии. Идея нейтралитета даже стала государственной доктриной Туркменистана. Отказ от принципов и «измов» во имя будущего, опора на прагматизм и технологии на деле означает отказ от фундаментальных свобод и прав граждан. После крушения социалистической идеологии попытки создать «универсальную» идеологию также оказались тщетными. Метания от «китайского пути», «шведской социал-демократической модели» до либеральных ценностей закончились разочарованием во всякой идеологии, не ведущей к авторитаризму.
Распад СССР означал, что сбылись прогнозы тех, кто делал ставку на рост национализма в этой стране как на фактор дезинтеграции. В советологии немало внимания уделялось тюркскому или исламскому фактору в распаде Советского Союза, в том числе и в демографическом росте восточных народов. «Развитие пантюркизма прямо направлено в первую очередь против славянско-православных народов. В России с населением 150 млн человек мусульман насчитывается 22,5 млн человек (15 % населения). Поэтому для этой страны исламизм может стать не только внешним, но и внутренним врагом… Даже в советский период мусульмане (за исключением татар) оказались неподатливыми к насаждаемой коммунизмом лаицизации повседневной жизни. Возникновение в 90-е годы тысяч мечетей в СНГ – всего лишь выход наружу той реальности, которая в советское время и не исчезала. По близким к ЦРУ источникам, в 1999 году на территории бывшего СССР функционировало более 50 500 мечетей (и только 18 250 приходов Русской православной церкви)».
[129]
