Несмотря на неприятные игры с защитой русских в государствах СНГ, в начале 90-х годов XX века центральноазиатские государства практически безоговорочно поддерживали внешнеполитические акции России. Вполне вероятно, что не всегда они делали это охотно или искренне. Скорее они исходили из соображений экономической выгоды и безопасности.
В начале 90-х годов XX века проблема выбора геополитического поведения была для России ключевой. Угроза распада витала над Россией. Например, во время конференции «Россия в современном мире: геополитические и внешнеполитические аспекты стратегии», организованной в конце 1992 года Центром стратегических проблем Российской академии управления, профессор О. Феофанов высказал мысль о том, что «все рассуждения о каких-либо ее (России) геополитических интересах не имеют под собой оснований. Ведь если Россия распадется на Восточную Сибирь, Дальневосточный край, Центральную Россию, то о какой политике по отношению, например, к Курилам можно говорить?». В подтверждении своего вывода о существовании сепаратистских тенденций он сослался на собственный опыт пребывания в Красноярском крае, который налаживает прямые, минуя Москву, связи с Китаем, Южной Кореей, Германией, и где в кулуарах работники администрации края ставят под вопрос целесообразность его вхождения в состав России в настоящее время.
[23]
Но даже при этом Россия, теряя позиции в Содружестве, заняла неконструктивную позицию, занимаясь подсчетом своих союзников. Осуществлялось давление на страны СНГ, в том числе на республики Центральной Азии. Для Казахстана, например, был весомым аргументом вопрос о так называемых северных областях, которые предлагали отторгнуть А. И. Солженицын и другие. Северный Казахстан для него и других апологетов «обустройства России» был Южной Сибирью, исконной российской территорией. Но Южная Сибирь была все-таки территорией Казахских ханств, тюркского Сибирского ханства, а русские появились здесь, по историческим меркам, совсем недавно. Таджикистан постоянно сталкивался с вопросом охраны своих южных рубежей российскими пограничниками, а также пребывания 201-й дивизии. Для всех стран находился все тот же аргумент о защите русскоязычного населения, стоило руководителям азиатских республик проявить мнимую или реальную самостоятельность. Серьезным был вопрос транспортной зависимости, поскольку все пути в дальнее зарубежье вели через Россию. Находились и другие аргументы для пяти стран, которые под давлением поддерживали позицию России. Но со временем поддержка стала осуществляться в таких определениях, которые можно было истолковать как угодно.
И сегодня, через два десятилетия после распада СССР, позиция России по отношению к бывшим республикам СССР не отличается взвешенностью и дипломатичностью. Они по-прежнему считаются находящимися хотя уже не в Союзе, но в зоне интересов России. Следовательно, любая самостоятельность в политической линии, а тем более в оценках внешнеполитической линии России, считается враждебным актом.
Для тюркских государств и Таджикистана многозначительным был урок отношения России к Украине, которая еще в советской традиции характеризовалась как братское, славянское государство, естественный и многовековой союзник. Тем более что идея славянского союза во главе с Россией после исторического сидения в Беловежской пуще едва ли не стала национальной идеей.
И вот братская, хотя и «оранжевая» Украина подверглась массированной информационной атаке, в ходе которой российскими политиками самого высокого ранга ставилась под сомнение территориальная целостность, легитимность избранных властей, существующие оценки исторического прошлого, даже психическая адекватность руководителей государства. Оскорбительные эпитеты российских политиков в отношении украинских руководителей были вовсе шокирующими для восточных лидеров, которые даже в самые напряженные моменты отношений внутри региона не прибегали к таким оценкам. Но если они звучат из Москвы в адрес руководства братских народов, то чего ждать им в кризисной ситуации?
Трудно себе представить, чтобы мэр Вашингтона, Парижа, Берлина или Лондона позволил себе высказывания с претензиями на территорию другого государства. Это просто не придет им в голову. А если все-таки подобное произойдет, то повлечет за собой немедленную отставку. Но мэру Москвы позволительны грубые выпады в адрес прежних и действующих руководителей государств и призывы к пересмотру признанных границ. «То, что происходит с Севастополем и с Крымом, – это не популизм. Это – наша история, это наши потери, которые каждый россиянин считает потерями, несправедливыми для нашей страны. Двести двадцать пять лет назад Екатерина, понимая государственные интересы России, отвоевала Крым, отвоевала Севастополь, образовала этот город, и сейчас мы по пьяни, одним росчерком пера взяли и отдали Севастополь, когда делили страну», – подчеркнул Ю. Лужков. На вопрос, правильно ли выступать с позицией, которая не вызывает восторга у украинских властей, Ю. Лужков подчеркнул: «(Меня это) не волнует. Первое, я говорил это, понимая и воспринимая позицию россиян, второе,…почему вы сказали, что я свое выступление делал на территории Украины? Севастополь – военно-морская база РФ. Севастополь никогда не был территорией Украины. Я стоял на русской земле, я стоял на территории русской военной базы, потеря которой равносильна потере или серьезным осложнениям по Кавказу и в Черном море».
[24]
И подобные высказывания не вызывают никакой реакции в Кремле или в российском Министерстве иностранных дел.
Надо сказать, что некорректные оценки положения в республиках СНГ со стороны российских аналитиков, писателей, политиков даются достаточно давно. Например, в статье С. М. Самуйлова, старшего научного сотрудника ИСКРАН, запросто предвещался распад двух тогда дружественных России государств: «Уже сейчас результаты парламентских и президентских 1994 года выборов отчетливо показывают, что разноцивилизационная Украина по-прежнему разделена политически на православные Восточную и Южную, тяготеющие к России, и униатскую и католическую Западную, тяготеющую к Европе. В перспективе вполне логично ожидать распада Украины в ее нынешних границах, в первую очередь в силу ее разноцивилизационности. Сходная ситуация наблюдается в Казахстане, северо-восточные регионы которого в этнокультурном отношении фактически являются частью России. В основном они были колонизованы русскими еще до принятия казахами российского подданства. С другой стороны, южные регионы Казахстана несколько столетий выступали северной оконечностью исламского мира Средней Азии. "Казахизация" государства, проводимая президентом Н. Назарбаевым, т. е. стремление создать государство на основе этнического национализма "коренной нации", лишь только ускоряет его этнокультурное и цивилизационное размежевание».
[25]
Можно говорить о том, что определение внешнего вектора России являлось проблемой, широко обсуждаемой все последние 20 лет. В частности, еще в 1994 году во время одной из дискуссий российскими экспертами отмечалось, что «теории сближения России с Азией или с "тюрко-исламским миром" в частности догматически игнорируют как наблюдаемый массовый отток русских из Средней Азии и Казахстана, вместе с ростом бытового шовинизма в нашей стране, так и то напряжение между российской умеренной рождаемостью и фертильностью южных республик, которое стало вторым по значению стимулом к демонтажу СССР вслед за перенапряжением от нашего "похищения Европы"… Нам совершенно не должно быть интересно насаждать демократию в Средней Азии, учитывая уже прошедший эксперимент с "посевом" демократических идей в Таджикистане и Закавказье, а равно и опыт прошлого, когда Запад не уставал науськивать азиатов против русских, пытавшихся притязать на часть "бремени белого человека"».
[26]
