– Не очень понимаю... А Сохно?
– И с Сохно может получиться интересная история... Это идея того же Басаргина... По замыслу, старшего Даутова и Сохно необходимо будет показать Талгату... В какой-то нестандартной обстановке, не подходящей случаю, не соответствующей действительности... Пусть он их узнает, а они его – нет... Шоковое положение... Наш эксперт предполагает, что у Талгата в самом деле не все в порядке с психикой. Из-за этого он должен чувствовать себя не совсем уверенно. Непонятная ситуация, даже – необъяснимая, с точки зрения логики, ситуация, что-то невероятное... Мы таким образом просто добьем Талгата... Здесь же понадобится и Зураб. Он не знаком с Талгатом и потому вполне заменит Мансура, владельца хозяйства, где планирует остановиться Абдукадыров со своими людьми. У Зураба своя роль... Очень непростая... Он тоже будет вводить Талгата в состояние непонимания ситуации... Усилит путаницу... А потом он встретится с Алдановым... И произойдет та же самая история... Такие меры способны усугубить болезненные ощущения и ввести Абдукадырова в замешательство... Может быть, даже в панику... И это может заставить его совершить звонок Аз-Завахири... Именно это, а не успех задуманного... Я думаю, и одного звонка будет достаточно...
– В таком случае, – вступает в разговор младший Ангел, – мне следует предупредить своих сотрудников, чтобы они были готовы.
– Они готовы. Они сидят у Басаргина и ждут результата. Мы поддерживаем связь... И любой звонок Абдукадырова контролируется... К настоящему времени уже установлены некоторые его явки, остальное вычислим потом... Сейчас торопиться еще рано...
3
Деревенька умирающая, хотя, наверное, еще не слишком старая. Просто людям здесь делать нечего, потому все жители и рассыпались горохом по ближайшим городам... Да и Москва под боком, она манит, там всегда найдется возможность устроиться, если голову и руки имеешь. Каждый считает, что уж он-то имеет, что уж он-то не пропадет, как иные... Тем не менее пропадают...
Электричество здесь еще не обрезали, как в некоторых почти полностью покинутых деревнях, хотя на самих домах провода висят, как заметил Виктор Егорович, по стенам. И скреплены кое-как... Опасно это... Загореться всегда может... Никто не следит... А по стенам они висят как раз потому, что уже обрезали электричество, поскольку никто за него не платит...
«Тойота Ленд Крузер» с разбитой дорогой справляется легко и с удовольствием. На звук двигателя распахивается калитка одного из дворов. Ворота не раскрываются. Их и раскрывать рискованно – могут рассыпаться. Вышедший навстречу – типичный кавказец. Заросший щетиной, сонный. Поднимает приветственно руку.
– Нам сюда... – говорит Зинур почти весело.
И первым покидает машину. За ним выходит тот парень, почти мальчишка, что поехал с ними в качестве охранника, и воровато оглядывается, прячет завернутый в легкую ветровку автомат. Последним выбирается Виктор Егорович. Водитель даже двигатель не глушит. О чем-то говорит с Зинуром по-чеченски. Прощаются. «Ленд Крузер» величественно разворачивается, поблескивая отсветами восходящего солнца на тонированных стеклах, и сразу отправляется в обратную дорогу. Только облако пыли заполняет улицу.
– Мы теперь, значит, без колес остались? – потягиваясь, спрашивает Алданов. Потягивается Виктор Егорович естественно. Он в самом деле слегка вздремнул в машине, понимая, что запомнить дорогу в темноте слишком сложно. Хватит и того, что он знает направление, знает, что они проехали Ярославль и пересекли Волгу. А чтобы ориентироваться среди проселков и одинаковых деревень, надо, по крайней мере, знать несколько местных названий. Но на проселочных дорогах не ставят указателей с обозначением опустевших населенных пунктов. Это привилегия дорог асфальтированных. Хотя при въезде в эту деревню он увидел столб, на котором должна бы быть надпись. Но кто-то ее уже «приватизировал»...
– Чужая машина... – объясняет Зинур и наклоняется, чтобы пройти в калитку. Низкая поперечина грозится стукнуть в лоб любого неосторожного, тем более обладающего ростом под сто девяносто, как у чечена.
Виктор Егорович идет следом – наклониться приходится даже ему, хотя его рост даже в лучшие времена, когда плечи держал старательно развернутыми, немного до ста восьмидесяти не доходил. Во дворе он осматривается. Это привычка – обстановку фиксировать. Дом с покосившимся от времени крыльцом. Сам дом одним боком в землю врос, покривился, и оттого грозит развалиться шиферная кровля. Справа сарай. Дальше – огород, заросший крапивой и всем остальным, чем зарастают напрочь заброшенные участки, – признак временности жилья. Если люди желали бы обосноваться здесь надолго, они бы хоть чуть-чуть за огородом проследили. Огород плавно стекает к реке, над которой стоит, как парок, легкий утренний туман, цепляется за ветви склоненных к воде кустов. Когда-то, наверное, огород был в самом деле огорожен, как ему и положено быть в соответствии со своим именем собственным. Остались еще столбы от забора напоминанием о нем, но самого забора давно уже нет.
Виктор Егорович шагает за Зинуром в низкую дверь. Дом оказывается не домом в современном, городском понятии этого слова, а простой избой. То есть состоит из кухни с печкой и большой единственной комнаты. Здесь печь тоже установлена – посредине. Но уже первый взгляд дает понять, что это не жилая изба, а временный бивуак. По углам набросано тряпье, и на тряпье спят четверо небритых чеченов.
И автоматы у каждого под рукой. Дополнительный штрих к временному боевому убежищу. Не боятся, что кто-то посторонний заглянет, если есть в деревне посторонние. А посторонние, вернее местные, здесь есть, потому что Алданов уловил запах печного дымка, идущего с улицы. Если бы здесь жили городские, они не топили бы печь, а пользовались бы обыкновенной электроплиткой. Да и вставать в такую рань могут только деревенские жители.
– Ложись где-нибудь, досыпай... – машет рукой Зинур.
Виктор Егорович только головой качает.
– Надолго мы сюда?
– Как Талгат Хамидович скажет...
Зинур смотрит на часы, несколько секунд думает, потом вытаскивает мобильник и набирает номер. Виктор Егорович может подсказать ему, какой номер надо набирать, но Зинур и сам, кажется, помнит его хорошо.
Разговор идет на чеченском, Алданов не понимает ни слова, кроме первого традиционного «алло». И потом улавливает свою фамилию, странно произнесенную. Почти на французский манер. Тем не менее, и этот разговор – уже информация.
Зинур убирает трубку.
– Талгат Хамидович будет через четыре часа... Можешь отдохнуть...
– Бритва здесь есть? – Виктор Егорович трогает свой основательно заросший подбородок.
– Едва ли... Они бриться не любят... – кивает Зинур на спящих.
– А сеновал есть?
– Это что?
– Над сараем чердак... Там есть сено?
– Трава? Есть... Старая... – говорит тот чечен, что встречал их.
– Я там посплю... – Алданов вроде бы и не сомневается в своем праве находиться вне окружения вооруженной охраны. Это тоже проверка. Насколько прочно в него вцепились? Насколько доверяют?
