Тогда же я записал его рассуждения о плодоовощном рынке:
— Я активный сторонник рынка, но надо постепенно овладевать механизмом рынка, учиться коммерции, выгодной торговле. А начинать учиться надо на избыточном товаре. Допустим, на луке, если его производство превышает потребность. Ну давайте реализовывать избыток — проводить ярмарки, изобретать новые блюда, продавать за границу, наконец.
Условно назовем группу товаров, где есть избыток на внутреннем рынке, первой. Ко второй группе отнесем товары, где избыток можно создать за счет условий: сокращения налогов, стимулирования ценами, заинтересованности хозяйств в материалах и технике.
Цель — перевод товаров из этой группы в первую, где рынок уже начал действовать. И, наконец, к третьей группе отнесем товары, острый дефицит которых невозможно ликвидировать только за счет изменения условий. Здесь нужен иной подход, капитальное строительство, значительные материальные затраты, приобретение техники и технологий, расширение материальной базы производства, наукоемкие исследования и так далее.
При этом должна быть программа, оканчивающаяся… чем? Правильно, переводом товаров сперва во вторую, а затем и в первую группу. А там, мы помним, рынок уже вовсю действует. Если бы мы пошли по этому пути, то за пять последних лет были бы уже на новых рубежах. Сегодня же стоим одной ногой в пропасти, хотя пять лет назад стояли на ее краю, — констатировал Лужков.
Зачем я вам обо всем этом рассказываю? Да затем, чтобы показать: человек этот не сидел сложа руки, не ждал, когда ему покажут пальчиком, что надо делать, не ждал, пока погрозят, — он всегда работал, искал и находил пути решения там, где его предшественники отступали.
Но такие нравятся немногим, точнее — многим не нравятся. Самостоятельность в принятии решений, здоровое честолюбие и способность ориентироваться в самых сложных ситуациях только подчеркивали слабость тех, кто руководил тогда страной и партией. И трудно представить, чем бы закончился путь Лужкова в Агропроме, если бы не грянули новые времена.
Ошибался ли он? Наверняка. И охмуряли его опытные овощные волки, и решения принимал иногда просто от отчаяния, и возможности свои не реализовал, и пищевую промышленность не вывел полностью на светлую дорогу, не успел реконструировать, хоть и собирался.
Я катался с ним по овощным базам, в том числе и ночью. На звонок с просьбой взять в рейд он, не долго думая, назначал встречу где-нибудь у метро ВДНХ в 0.30, а то и в час ночи. Никакой охраны, никакого сопровождения у него тогда не было, а появлялся он на базах, как нынче его преемник С. Собянин на объектах вдоль МКАД, неожиданно. Журналистов же приглашал прокатиться ночью в надежде, что они откажутся, но, видно, плохо знал наше противное племя, как правило, никто не отказывался. Другая песня — какого потом содержания появлялись заметки.
— А ты знаешь, Владимир Иосифович, — сказал он как-то Ресину, показывая на меня, — вон он был первым журналистом, который написал правду обо мне как начальнике Мосгорагропрома. Я, честно признаться, не ожидал. Думал, как обычно, будут охаивать все, что я делаю. Открываю газету — надо же! Ни одного плевка. С тех пор помню его фамилию, — поднял он палец вверх.
А газета была, между прочим, «Московская правда», орган горкома партии, — все, что в ней публиковалось, считалось партийной истиной в последней инстанции. Критикуемых начальников приглашали куда следует, они выходили с выговорами, а то и безработными. Так что объективная и честная заметка о рейде по плодоовощным базам ценилась чиновниками высоко. Хотя Ю. Лужков не казался мне в то время таким уж чинушей.
Он был намного демократичнее, открытее, честнее в отношениях с людьми. Мало было нужды притворяться и лицемерить, мало людей домогались его благосклонности и покровительства, не соблазняли комиссионными банкиры, не учили жить актеры, не было необходимости бежать сломя голову на теннисный корт. Он был свободен в выборе друзей и, по большому счету, не успел нажить врагов — золотое было для него время.
— Ты хороший журналист, — скажет он мне через несколько лет, прочитав заметку о новом административном делении Москвы. И добавит: — Яковлев из «Вечерки» тоже неплохой.
— Согласен, только я лучше.
Он пропустит этот пассаж мимо ушей.
Опыт работы в агропромышленном комплексе Б. Ельцин учтет, когда предложит Ю. Лужкову войти во временное правительство Силаева и среди прочих вопросов отвечать за снабжение продовольствием. И Лужков отреагирует:
— Если я обосрусь с продовольствием, то все, капут. Я бы с удовольствием возглавил какую-нибудь другую отрасль, например культуру. Это безопасно, надежно, не то, что продовольствие.
Сегодня, когда в магазинах все есть — дорого, но есть — трудно поверить в то, что не так давно, даже в пределах жизни одного поколения, полки этих самых магазинов были пусты и стерильны — как операционные. И надо было видеть (нет, лучше никогда не видеть), как толпа покупателей-обывателей набрасывалась на вывезенные в торговый зал тележки с колбасой, сыром и прочим дефицитом. А дефицитом были даже крупы и макароны — ужасное было время.
Ю. Лужков хорошо это помнил. И заботу о наполнении, как теперь модно говорить, продуктовой корзины москвичей ставил на первое место. Он посетил с краткосрочными — не более одних суток — визитами многие бывшие республики бывшего Союза, везде заключал договора о поставках, блюдя при этом — как самый высший — интерес города Москвы и его горожан. Он торговался, уступал, наступал, не сдавался, добивался результата, который ему был нужен.
А было это так. Едва я прослышал о вылете делегации правительства Москвы в Ставрополь, позвонил и говорю: возьмите меня с собой.
— Пожалуйста, — согласился Ю. Лужков. — Только Цою скажи…
Я позвонил руководителю его пресс-центра и сказал, чтобы он включил меня в бригаду, предупредив, что с «самим» — договорился.
— Хорошо, — ответил Сергей и положил трубку.
Однако в список меня не вписал, думаю, по причине ревности или по другим, только ему ведомым причинам. Скорее всего подобным способом он заставлял многих коллег считаться с собой, набивал цену, а может, судя по истории с фото Ю. Лужкова, которые он продавал, торговал местами в самолете — престижно ведь прокатиться с самим мэром Москвы! Сказал же мне о том, что не лечу поздно вечером накануне вылета.
— А что, — переспросил я, — Юрий Михайлович действительно решил меня не брать по причине отсутствия мест в самолете?
— Точно так, — не моргнув глазом, ответил Цой.
Я был поражен. Никогда не замечал, чтобы Ю. Лужков говорил мне неправду — ему нет в том нужды. И, естественно, решил выяснить, что и как, поскольку самолюбие мое было задето, что называется, по-настоящему. Ну сказал бы сразу «нет» — и все. Нашел его в машине по дороге домой после очередной встречи на телевидении, где он, как всегда, отбивался от назойливых телезрителей.
— Юрий Михайлович, — говорю дрожащим голосом, — а это правда, что вы меня с собой не берете в Ставрополь?
