Такая манера поведения — высший класс верховой езды в кресле секретаря-помощника — отшивать всех, не глядя на регалии, ранги, нашивки и прочую атрибутику, но отшивать интеллигентно, не отказывая напрямую, а изображая участие.
Если же придется прорываться без предварительной договоренности, то помощнику нужно будет о вас докладывать — тоже целая наука. Коли захочет, чтобы вас приняли, вовремя ввернет вашу карточку, выбрав подходящий момент — после обеда, звонка приятного человека и прочее. Не захочет помочь вам или боится получить нагоняй за несвоевременное вторжение — ни за что не пойдет докладывать, как бы вы перед ним ни крутились. Хотя, если крутишься перед глазами, деваться ему некуда — вдруг шеф действительно ждет вашей бумажки или вашего доклада по интересующему его вопросу.
И уж коль скоро речь зашла сама собой о высоких барьерах, дам бесплатно совет тем, кто не знает, как вести себя, попав через кордоны в нужный кабинет. Здесь также есть свои правила, нарушив которые, вы можете вообще в кабинет подобного ранга не попасть. С большими начальниками нельзя быть слишком нахальным, как бы начальник к вам ни относился, то и дело лезть ему на глаза, нельзя давать советы, что называется, в лоб. Говорить, допустим: а вы дайте команду такому-то… Каков бы начальник ни был, он имеет свое собственное достоинство, свои качества, не говоря уже об амбициях и претензиях. В любой момент он может вас послать, заметив: я бы советовал мне не советовать.
Поэтому подсказка — а начальники в них нуждаются не меньше подчиненных — должна быть мягкой, ненавязчивой: «Вы знаете, я хотел бы с вами (ни в коем случае — «вам») посоветоваться. Нельзя ли мне сделать то-то и так-то…» А уж когда скажут, что можно, просите, что вам нужно, но только пояснив, что уже сделано в этом направлении. Иначе начальник станет думать, что вы хотите проехаться за его счет. А это наверняка не понравится.
Конечно, в подобной весьма тонкой игре нельзя переигрывать и терять чувство собственного достоинства и собственную гордость, вы должны свое дело знать и делать его лучше любого начальника. Тогда он станет с вами разговаривать.
А вывод прост: аппарат вечен, как бюрократизм и взяточничество на Руси. Меняются под ударами политических бурь и общественных потрясений владельцы больших кабинетов и обширных приемных, но средний чиновник остается на своем месте — любому начальнику нужны, кроме своих людей на ключевых позициях, просто исполнители. Десятилетиями их выращивала система, как некие монокристаллы с определенными свойствами — малую толику этих свойств я перечислил выше. Но есть и более высокий ранг людей, которые и теперь, после всех перемен в Москве, остались на своих местах и по-прежнему обслуживают высшие структуры власти. Поменять их невозможно, нужны десятилетия. Нужны совершенно иные условия в обществе, иные подходы, комплекс мер, что обеспечат уничтожение коррупции, пронизавшей аппарат всех учреждений снизу доверху, и системы взяток. Но этого, наверное, избежать никогда не удастся. Чиновники берут во всем мире, и управы на них пока не найдено.
Когда противники возведения храма Христа Спасителя утверждали, что лучше было бы потратить деньги на строительство метро в отдаленные районы, они были правы только отчасти. Потому как храм воссоздан — можно спорить, каков в его облике процент новодела, — функционирует и приносит людям хоть какую-то пользу. А вот какую пользу москвичам приносит «чудо» под названием «монорельс», сказать никто не возьмется. Долго молчавший начальник метрополитена Д. Гаев в конце концов не выдержал и признался, что действующая магистраль между ВВЦ и станцией метро «Тимирязевская» себя не оправдывает, так как в день перевозит… от полутора до трех тысяч человек, ровно столько, сколько может проживать в одном московском многоквартирном доме.
Неужели никто из чиновников не видел на этапе предпроектной подготовки, что линия загружена не будет, так как основная масса работающих устремляется в утренние часы в центр столицы — так сложилось исторически и пока не факт, что новое городское правительство сумеет развернуть этот поток в обратном направлении. Для этого ему самому в первую очередь придется собрать чемоданы и съехать с Тверской в Орехово. Или хотя бы в Чертаново. Правда, тогда придется нанимать гастарбайтеров и на руководящие должности.
Еще лет 30 назад специалисты активно обсуждали соединение различных направлений линий метро хордами — то, что нынче снова появляется в планах. Но поскольку в те времена от идеи отказались — как раз по причине видимой незагруженности хордовых направлений — то следовало бы провести анализ пассажиропотоков между ВВЦ и «Тимирязевской». А если это было сделано, но проигнорировано, значит, цель у отцов города, у «папы» была одна: потратить как можно больше денег. Хотя такой зуд можно было употребить на восстановление пассажирского движения по Малому кольцу Московской железной дороги. О чем, кстати, разговоры также ведутся не одно десятилетие. Но — трудно, хлопотно, результат неочевиден, средства в таком темпе, как на монорельсе, не освоишь, иностранные фирмы не пригласишь под тем предлогом, что мы транспорт поверху пускать не научились.
Теперь вот умеем. Как утверждает тот же Д. Гаев, монорельс не окупится никогда. Значит, город за наш счет будет его содержать, катать туристов — два калеки в сутки, поскольку смотреть сверху на то, что происходит внизу, ни одному туристу не интересно, остается только насильно впаривать эту невидаль для провинциала на маршруте и брать деньги за показ. Даже и пословица такая есть: «За показ деньги платят».
Вот вам и «крепкий хозяйственник». Повторюсь: ничего он не делает без личной пользы и личной выгоды. И ладно бы не умел считать деньги, а то ведь умеет — и еще как! На примерах, которые я уже приводил, это отлично видно. Да и доли в городской недвижимости он мог сосчитать в уме, безо всякой линейки и арифмометра.
На строительстве Дома актера, что на Тверской, 16, в декабре 1996 года Ю. Лужков проводил совещание со всеми заинтересованными лицами — правда, только с одной стороны — правительства города. От тех организаций — банков, акционерных обществ, арендаторов, строителей, которые были задействованы на восстановлении сгоревшего много лет назад дома, — никого не пригласили. Потому что обсуждался самый животрепещущий вопрос: где деньги, Зин?
Гендиректор акционерного общества господин Арцруни доложил текущую обстановку: вызвавшийся быть инвестором «Микродин» жульничал, «Онэксимбанк» господина Прохорова стремился отщипнуть свою долю. Квартиры не были проданы, паркинг не заполнен, офисы не сданы в аренду, а кредиты надо отдавать, рабочим-туркам фирмы «Аларко» надо платить, короче, положение незавидное, пришлось обращаться за помощью к мэру.
Директор сказал, что с банкирами есть контракт — акции делятся 50 на 50, а Прохоров требует уже все 75, вроде сговорились на 70. На это Ю. Лужков сказал:
— Я тебя здесь поддерживаю. Кроме одного. Нас не поймут, если мы имеем контракт 50 на 50, а потом вдруг себе оставили 20 или 30. Юридически дело такое непонятное, чтобы Москва во главе с мэром села за стол и отдала дяде 20 процентов, имея контракт 50 на 50, сделать его 70 на 30. Если бы мы с председателем Москомимущества Толкачевым так сделали, вы бы могли сказать: прохвосты, сволочи, такие-сякие, но все-таки если бы вы это сделали, вас бы наказали, выговор там объявили. А самому такую вещь сделать… Требовать надо с других, но не нарушать пропорцию…
