И поэтому, если проанализировать доверенных лиц Ельцина на выборах, можно заметить, что команды, которые с ним везде ездили и создавали ажиотажную атмосферу на встречах с избирателями, в основном состояли из сотрудников НИИ Госстроя СССР.
Сравнивая советское время и нынешнее, можно с полной уверенностью констатировать, что техническая интеллигенция на оборонных предприятиях, научные кадры находятся сейчас в самом плачевном состоянии. В Куйбышевском районе есть очень крупное предприятие оборонного характера. Именовалось оно в те времена «почтовый ящик 765», а попросту его называли «Геофизикой». Раньше там было около шести тысяч работающих, а в конце 90-х — половина.
Я одно время состоял на партийном учете в том самом коллективе, который активно выступал против меня, где говорили, что я такой-сякой, партократ, когда я, секретарь горкома партии, баллотировался в депутаты.
Они же одни из первых потом поняли, что натворили, потому что у них, извините, не работала даже канализация на предприятии и нечем было заплатить за ее починку. Стоял вагончик во дворе, и три тысячи оставшихся работников пользовались этим вагончиком. Они на собственной шее познали «прелести» демократического правления.
Там работала Лариса Крапивина, зам. секретаря парткома, которая везде, где только можно, выступала на партконференциях, критикуя партократов, привилегии и прочее. Я ее как-то встретил в 1993 году на улице, и она мне говорит: «Юрий Анатольевич, знаете, чем я сейчас занимаюсь? У нас женщины на предприятии получают 1600 рублей (а это были копейки). В совхозе «Фаустово», над которым мы шефствовали и куда вы «гоняли» нас на уборку урожая, мы закупаем сейчас по дешевке продукцию и торгуем ею около «Геофизики», для того чтобы выручку отдать женщинам в вычислительном центре, где я работаю». Я в ответ говорю: «Вот ты боролась, чтобы интересы людей защищать. Теперь имеешь такую возможность. Поработай хотя бы таким образом». Промолчала. Ничего не сказала.
* * *
Но вернемся к 1989 году. Обстановка тогда действительно была сложная. Для меня самым главным в ту пору было свои мысли (а я считал, что реформы надо проводить в стране и в экономике, и в государственном устройстве, и в самой партии) довести до коммунистов, до населения. Поэтому значительную часть моей работы в качестве секретаря горкома партии занимала политическая тема. При этом в полном объеме оставались прежние заботы о состоянии хозяйства в городе.
А решать хозяйственные вопросы стало значительно сложнее, поскольку председателем Моссовета был избран Гавриил Попов, и он уже тяжело воспринимал любые попытки горкома партии помочь ему в решении хозяйственных дел. Поэтому все вопросы приходилось решать в обход него, непосредственно обращаясь к коммунистам — руководителям тех или иных подразделений.
Но и непосредственное общение не всегда давало результаты. Был председателем исполкома, потом первым секретарем райкома партии Рудаков. При Попове он сменил Ю.М. Лужкова на посту заместителя Председателя Исполкома Моссовета, отвечающего за снабжение города овощами.
Плохо было тогда. Сами ездили картошку копать. Пригласили его на бюро горкома. Он не захотел приходить. Ему сказали: «Ты коммунист. Мы тебя приглашаем не как руководителя подразделения хозяйства, а как коммуниста. Приди и расскажи, что ты делаешь для того, чтобы москвичи были в этом году с овощами».
Он пришел и выступил примерно так: «Вы тут семьдесят лет все разваливали, а теперь требуете, чтобы я работал».
Достаточно быстро поставили его на место. Я потом с Поповым разговаривал на эту тему. Вскоре и он пришел к выводу, что Рудакову не стоит занимать этот пост. Надо было работать, а не заниматься демагогией.
У меня было три-четыре встречи в неделю с трудовыми коллективами — обсуждали хозяйственные и политические вопросы. Ездил на предприятия оборонной промышленности, в воинские организации, в академии, а в основном на заводы — в самые разные коллективы. Старался выбрать, чтобы или коллектив был побольше, или где складывалась сложная ситуация.
Встречи проходили таким образом. Обычно выступление на 30–35 минут, а потом один-два часа ответы на вопросы людей. Вопросы были жесткие. Тем не менее удавалось склонять людей на свою сторону во время этих встреч.
Особенно сложно приходилось, когда Совет Министров СССР принял постановление о частичном повышении цен. Резко поднялись цены в столовых, за проезд на железнодорожном транспорте.
Я выступал против этого, но меня не поддержали. Я звонил Горбачеву, говорил, что нельзя повышать цены, особенно на детские товары, доказывал, что у нас иной менталитет, чем в других странах: у нас товары для детей дешевле, чем для взрослых, а в мире наоборот: детские товары дороже. Считают, что взрослый может долго ходить в одном костюме — размер его не меняется, а ребенок растет, и хочешь не хочешь, а ему надо покупать одежду и обувь. Но Горбачев отрезал: «Что ты тут демагогией занимаешься? Во всем мире так, а почему у нас должно быть по-другому?»
Безусловно, я понимал, что цены нужно повышать, но повышать не рывком, а постепенно приводить в соответствие. Я внимательно изучал работы лауреата Нобелевской премии Леонтьева. Этот американский экономист русского происхождения давал советы, что нам надо делать. Советовал не проводить шоковую терапию, как сделали Гайдар или Павлов, а постепенно приводить цены в соответствие с себестоимостью и с реальной потребительской стоимостью товаров. И делать это постепенно, в плановом порядке. Только после этого проводить денежную и ценовую реформу в стране.
А начали сразу с резкого повышения цен, которое ударило по трудящимся: цены возросли в два раза — на детскую одежду, в два или три раза — в столовых общепита и на проезд в пригородном железнодорожном транспорте.
То же — в заводских столовых. Я пришел на Электрозавод для разговора с людьми. Вопросы задавались суровые. Завод стоит рядом с платформой «Электрозаводская» Казанской железной дороги. Многие рабочие живут за городом. Что же у них остается от зарплаты, для того чтобы жить, да еще после дорогого обеда в заводской столовой?
Отвечать на такие вопросы было очень тяжело и непросто. Рабочие говорили: «Ты секретарь горкома, ты член Политбюро, почему ты не отстаиваешь наши интересы?»
* * *
В это время в Москве все увеличивался поток так называемых лимитчиков. Ходили разговоры, что, мол, один Ельцин боролся с их притоком. Это не так.
Нужны ли были Москве лимитчики, руководствовались ли здесь политическими мотивами или это была политика брать на грязную работу людей со стороны? Мне трудно сказать, что послужило первоисточником этого явления, поскольку, когда решался вопрос о лимитчиках и создавались условия для их привлечения в Москву, я был еще внизу партийной лестницы и не общался с теми людьми, которые принимали решения. Я работал тогда в райкоме.
Могу лишь предположить. Думаю, это была политика не самого Гришина. Москва являлась столицей Советского Союза, культурным, научно-техническим и управленческим центром. Соответственно кадры (а прописка в Москве была лимитирована) перекачивались в развивающиеся науку, культуру, в структуру управления. Работа в этих сферах была и более престижной, более высокооплачиваемой, более чистой, требующей высокого уровня образования. В Москве этот уровень был достигнут. И, соответственно, все меньше и меньше людей оставалось для работы на промышленных предприятиях, в сфере обслуживания.
