Жирновский моментально протрезвел, дико вытаращил глаза и заорал:
— Вы что делаете?! Меня же из-за вас с выборов снимут! Если что, всем поотрываю! Немедленно сюда капитана! Кто из вас перевязку умеет делать? Если этот пацан сдохнет, всех сгною! Чернуху — запереть в сортире! Будет вякать — бейте в харю!
У Чернухи выхватили автомат, скрутили руки веревкой и под его протестующие вопли поволокли вниз в сортир. Митяя аккуратно уложили на скамейку и притащили бинты из аптечки. Один из матросов начал обрабатывать рану.
— Ты ее того — водкой, водкой — продезинфицируй! — начали дружно подсказывать из толпы.
— Всех отсюда — на хрен! — приказал Жирновский. — И если кто вякнет, башку оторву! А тебе, парень, — обратился он к матросу, — если справишься, штуку баксов отвалю!
После перевязки Митяю стало немного легче. В него влили стакан водки и он забылся коротким сном прямо на палубе. Капитан парохода получил команду возвращаться назад. Так закончилась поездка по случаю регистрации партийного списка на выборах в Государственную Думу.
На следующий день в ЦИК было направлено ходатайство об исключении из списка кандидатов в депутаты бывшего полковника КГБ Чернухи. По вновь открывшимся обстоятельствам. И в связи с необходимостью срочного лечения. Психиатрического. Но об этом знали только Жирновский, Вершняков и следователь, ведущий уголовное дело по факту нанесения тяжких телесных повреждений с применением оружия бывшему несчастному охраннику Митяю бывшим неудавшимся кандидатом в депутаты.
16
Шило в мешке не утаишь. История со стрельбой на теплоходе очень быстро разлетелась по кремлевским кулуарам. Уже на второй день у Сыркова раздался звонок «первой кремлевки» и растерянный голос Грузнова поведал обстоятельства происшествия.
— И что мне теперь со всем этим прикажете делать?
— А ничего. — Сырков постучал по трубке карандашом. — Это всего лишь досужий шум. Ваша задача — все тихонько замять. Тем более, что Чернуха хоть и бывший, но сотрудник органов. К тому же, Вершняков получил указание просто исключить его кандидатуру из списков партии Жирновского.
— На каком основании?
— По вновь открывшимся обстоятельствам. И никого они не должны волновать. Вы меня понимаете?
— Да, но… — замялся Грузнов.
— Никаких «но»! — твердо отрезал Сырков. — Вы что, предлагаете нам снять весь избирательный список? Вы понимаете, чем это нам грозит?
— Но как же закон?…
— Дорогой Виктор Вячеславович, вы же не мальчик и все прекрасно понимаете. Нам нужно в Думе не просто гарантированное большинство. Нам нужна хотя бы некоторая видимость оппозиции. И Жирновский со своими мальчиками нам это обеспечит. Или прикажете до бесконечности разбираться с различного рода правозащитниками? — Сырков опять постучал по трубке карандашом. — Ну зачем нам этот лишний шум?
— А президент об этом знает?
— Вы меня удивляете, дорогой будущий спикер. К чему утруждать главу государства такими пустяками? Мы ведь и без него можем урегулировать столь простую проблему?
— Видимо, да, — вздохнул Грузнов.
— Вот и прекрасно, — подытожил Сырков. — Тем более что после всего этого господин Жирновский будет абсолютно послушным и сделает все, что мы ему порекомендуем. Сейчас он прибудет ко мне на аудиенцию, и я ему все популярно объясню. А вы больше не берите себе это в голову. Тем более что сейчас вы официально в отпуске в связи с выборами.
Сырков положил трубку и нажал кнопку селектора.
— Лилек, где этот бедолага Жирик?
— Он уже здесь.
— Ну пусть заходит.
Он разложил на столе веером бумаги. И на самое видное место положил толстую синюю папку с надписью «Генеральная прокуратура». Мельком глянул на себя в маленькое потайное зеркальце. Попытался строго свести брови и сделал вид, что увлеченно работает над документами.
Жирновский робко переступил порог кабинета и как-то бочком продвинулся внутрь. Виновато раскланялся и, увидев протянутую ему руку, живо подбежал к столу.
— Здравствуйте, дорогой Владилен Михайлович!
— Ну что же вы так, Владимир Адольфович? — как бы намеренно не замечая его смущения, слегка высокомерно проговорил Сырков.
— А что? — притворно удивленно поднял брови Жирновский.
— Ну вы со мной в загадки не играйте. Вы же понимаете, что мы полностью владеем всей информацией. — Сырков как бы невзначай похлопал по синей папке.
— Да, да… — засуетился Жирновский. — Но ведь это же просто дурацкая случайность…
— Э, нет. Я же вас насчет Чернухи предупреждал. Разве не так? — Сырков сдвинул брови и посмотрел на Жирновского в упор.
— Конечно, конечно. Виноват! — затараторил тот. — Но ведь вы сами знаете, откуда он.
— Дурак — он везде дурак! — рубанул Сырков и многозначительно кинул взгляд на папку. — И что мы со всем этим делать будем?
— Я отработаю! Вы же меня знаете! — Жирновский ударил себя в грудь кулаком. — Я в Госдуме с самого начала. Как же она без нашей партии?
— А я и не говорю о том, чтобы вас там не было. Кого вы вместо этого идиота включите в список?
— Как скажете! — Жирновский придвинулся поближе к столу и наклонился к самому уху Сыркова. — Считайте, что это вакансия для того, кого вы назовете. Мы это место отдаем вам. Я готов даже еще пару мест предоставить.
Сырков постучал карандашом по папке и примирительно проговорил:
— Принимается. Кандидатуру получите завтра. — И набрал номер по «первой кремлевке». — Альбертыч, мы с Адольфовичем обо всем договорились. Завтра он представит тебе на утверждение новый вариант. Будем считать инцидент исчерпанным.
Жирновский вскочил с места и радостно забегал по кабинету.
— Я ведь не поверил, когда этот Чернуха про вас всякую гадость рассказывал…
— Что-что? — насторожился Сырков. — Какую такую гадость?
— Да нет. Так, всякие кагэбэшные сплетни. Этому и значения придавать не надо, — спохватился Жирновский. — Владилен Михайлович, вы истинный благодетель. По гроб жизни буду вам обязан.
Он попятился задом к дверям, продолжая все так же раскланиваться на ходу. Когда дверь за ним закрылась, Сырков достал сигару, хмыкнул себе под нос и довольный затянулся.
Сурок долго в полном онемении сидел под креслом, так и не поняв толком, что только что произошло у него на глазах. Но перед глазами почему-то вдруг всплыли воспоминания о противном рыжем хозяйском коте, который постоянно тайком воровал из кладовой колбасу. А когда хозяйка обнаруживала пропажу и устраивала всей домашней живности разборку, он невинно мурлыкал и жмурился на солнце, делая вид, что это его абсолютно не касается.
От этого воспоминания стало еще более тоскливо и противно. И подумалось: скорее бы зима. Тогда можно на вполне законных основаниях впасть в беспамятство и отключиться от этого совершенно дикого мира человеческой подлости. Но… На улице только-только начали кружиться первые желтые листья.
