— Конк-р-р-етнее! — прорычал таксист, с треском заводя промерзший двигатель.
— Сколько за проезд берешь?
— По-божески (он назвал сумму).
— И это по твоему — по-божески?
— А что? Он поди там все видит. Только сделать ничего не хочет. Отвернулся он от нас. За грехи за наши. Так куда едем-то?
— Давай в Интердом.
— Так вы, значит, к нашим пацанам в гости? Ну, тогда с вас только половину.
— Это почему же такая скидка?
— Так я же сам бывший интердомовец. Меня Махмудом зовут.
Только теперь при свете качающегося под ветром фонаря я разглядел своего таксиста. Из-под шапки торчали кучерявые волосы, а лицо горело свежим негритянским румянцем.
— Тебя как сюда занесло?
— Э! — хлопнул ладонью по рулю Махмуд. — Я — коренной ивановец. Тут живу. Только работать теперь негде. Вот — гоняю по ночам эту тачку. Товарищ одолжил. Так с вас полцены. Меньше не могу. Это за бензин. Ну и накладные расходы.
Махмуд выскочил с привокзальной площади и рванул по опустевшей улице.
— Так чего же ты застрял здесь, в Иваново?
— А кому мы, на фиг, нужны? — вздохнул Махмуд. — Здесь хоть свои ребята есть. Немного друг другу помогаем. А в другом месте — совсем пропадешь. Да еще — расовая составляющая. Вы же знаете, как это теперь. Чуть что — сразу по роже. Это в лучшем случае. А то и прибьют вовсе. А я разве виноват, что меня сюда занесло? Мне семь лет было, когда нас в 85-м из Уганды по соглашению привезли. Мою семью там всю вырезали. Если помните, у нас тогда война шла. А Россия гуманность проявила — ребятишек забрала. Не знали, что через несколько лет и здесь бардак начнется. А нам теперь куда деваться? Раньше, нам учителя рассказывали, особых проблем и не было. Все как-то устраивались. А теперь и не знаешь, в какую сторону податься. Везде эти самые скинхеды. Жить негде. Мы тут все в одной общаге пристроились. Вот по ночам подрабатываю. Больше работать негде. Фабрики все стоят, а в коммерческие структуры из-за рожи не берут.
— Так у вас же здесь губернатор — коммунист. И он-то не позаботится о выполнении интернационального долга?
— Да вы что? — Махмуд аж подскочил на сиденье. — Этот Тихоненко еще тот жук! Я вам вот что скажу. — Махмуд резко остановил машину и хлопнул обеими руками по рулю. — Этот Тихоненко — никакой он не коммунист.
Я коммунистов видел. Они к нам в Интердом приезжали. Одна такая сердобольная бабулька до сих пор каждый месяц ребятишкам игрушки таскает. Интернационал их петь учит. — Махмуд достал пачку «Беломора», чиркнул зажигалкой и закурил. — А Тихоненко — жулик. Они с Бубичем хотели наш Интердом продать Ваське Рябчику.
— Рябчик — это кто такой?
— Да это здешний хозяин притонов. Рябенко его фамилия. Уж больно ему наш Интердом приглянулся. А что? — Махмуд начал отсчитывать, загибая пальцы. — Двенадцать корпусов, бассейн, гостиница, зрительный зал, да еще почти четыре га территории. Вот они и придумали: детей выгнать и все это хапнуть.
— А кто такой Бубич?
— Говорят, он сбежал из другой области. Там его за что-то прищучили, вот его Тихоненко и пригрел. Этот Бубич у него замом стал.
— Погоди, — поскреб я в затылке пятерней, — Бубич — это не тот, который премьером в Чечню по осени влетел?
— Ну да. Он тут наворовался. Видать, его за особые заслуги туда выдвинули. Только, чего он в хозяйстве-то понимает? Он здесь все по области мотался: смотрел, где что плохо лежит. Они с Рябчиком корешками стали. Ему Рябчик машину подарил. А он, значит, Рябчику наш Интердом пообещал. Тихоненко — бабник. Вот они с Рябчиком там публичный дом сделать хотели. Во дела! — Махмуд включил скорость и рванул по улице.
— Погоди, а куда же ваши депутаты смотрят? У вас же депутат в Госдуме есть?
— Да, есть там одна… Ее «Танькой раздвинь ножки» зовут. Врачиха одна беспутная из сельской больницы. То и дело по местному телеку светится, голой задницей виляет. Тьфу! Прости Господи! — Махмуд сплюнул куда-то себе под ноги. — Слушать ее противно. У нее только: сю-сю-сю! Но бабы ивановские за нее горой. Хотя чего она им хорошего сделала? Не знаю. А вот то, что она подо всеми мужиками-начальниками полежала, знают все. Ее даже муж из дома гнал. Я такую б убил. Не посмотрел бы на депутатство.
Ворота Интердома оказались закрытыми. Махмуд, недолго думая, резко завернул за угол и покатил между домами.
— Здесь калиточка есть. Прямо к интернатской гостинице протопаете. Вас дежурные-то ждут?
— Ждут, наверное. Они знают, что я утренним поездом приеду. Держи. — Я протянул Махмуду купюру, которую он просил вначале. Он полез в карман куртки, выворачивая оттуда какие-то мелкие купюры. — Я сейчас.
— Оставь, брат, себе. Это тебе за дорогу и за информацию.
— И вам спасибо. Вы Алику от меня привет передайте. Он там сторожем работает. Раньше персидский преподавал. Он — классный мужик. Только ничего кроме своего фарси не знает.
Уже через четверть часа я плюхнулся на жесткую металлическую кровать в маленькой комнатке в полуразрушенном крыле здания, гордо именуемого «гостиницей». Спать не хотелось. В голову лезли совершенно дурацкие мысли об Уганде, фарси, Рябчике и странном ивановском губернаторе.
Но больше всего покоя не давала информация о Бубиче. Этот бывший десантник был ни много ни мало зятем бывшего главкома ВДВ. Особых заслуг перед Отечеством не имел. Но сама принадлежность к «сильным мира сего» через тестя давала ему возможность без особого труда поочередно занимать довольно престижные, а главное — денежные должности. Хотя еще в середине 90-х мне доводилось встречаться с ним на одной из демократических «тусовок». Тогда он был жалок, труслив и услужлив. Но времена меняются. И те, кто вчера ползал на четвереньках, считая за счастье приобщиться к «лидерам российской демократии», кто, широко раскрыв рот, ловили каждое их слово, сегодня весьма поднаторели в государственных и политических интригах. Такие типы наиболее опасны для общества. Потому что они никогда не имели и не будут иметь никаких нравственных устоев. Деньги и власть — вот два идола, которым поклоняются новоявленные бубичи.
Рябчики и бубичи отличаются только в одном. Для первых близость к власти является средством увеличения личных богатств. Для вторых наличие больших денег предоставляет неограниченные возможности продвижения во власти. Но все это — звенья одной замкнутой цепи, разорвать которую с каждым годом становится все сложнее.
Так и не сумев толком вздремнуть, уже через полтора часа я пробирался к кабинету директора по шумным переходам Интердома сквозь поток ребятишек».
2
Сурка разбудил неожиданный резкий стук двери. Она хлопнула так, что чуть было не слетела с петель.
— Ну, ты, Владик, даешь! Ты зачем притащил в Кремль к шефу этих козлов из «Единства»? Они ведь ни хрена не соображают. Когда мы от них Грузнова забрали, совсем с катушек съехали. Никак поделить между собой портфели не могут. Они нам так всю избирательную кампанию запорют.
