Я заметил, что нельзя соглашаться с утверждением Мао Цзэдуна о том, что если подойти к китайской революции с российской меркой, то окажется – ничего нет.
Во-первых, китайская революция представляет из себя великое историческое событие, во-вторых, было бы неправильно применять российскую мерку без учета той конкретной действительности, в которой протекает революция в Китае.
Как бы в подтверждение этого Мао Цзэдун сказал, что КПК в 1936 году (видимо, речь идет о первой половине 1930-х гг.) в советских районах проявила догматизм, копируя советские методы, что привело тогда к серьезному поражению».
Далее Мао Цзэдун заявил, что «одной из больших задач КПК является марксистское просвещение кадров. Раньше у них считалось, что кадры должны прочитать всю марксистскую литературу. Теперь убедились, что это невозможно, ибо кадры учатся у них, одновременно ведя большую практическую работу. Поэтому они решили обязать свои кадры прочитать двенадцать марксистских произведений. Перечислив эти произведения (Манифест. От утопии к науке [имеются в виду «Коммунистический Манифест», «Развитие социализма от утопии к науке»], Государство и революция. Вопросы ленинизма и другие), он не назвал ни одного китайского марксистского произведения.
Я тогда спросил Мао Цзэдуна, считает ли он правильным, что в списке 12 книг для партпросвещения кадров КПК нет ни одного произведения лидеров КПК, теоретически освещающего опыт китайской революции.
Мао Цзэдун ответил, что он, лидер партии, ничего нового не внес в марксизм-ленинизм и не может ставить себя в один ряд с Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным.
Подняв бокал за здоровье товарища Сталина, он подчеркнул, что в основе теперешних побед китайской революции лежит учение Ленина – Сталина и что Сталин не только учитель народов СССР, но и учитель китайского народа и народов всего мира. О себе Мао Цзэдун сказал, что он ученик Сталина и не придает значения своим теоретическим работам, что они только претворяют в жизнь учение марксизма-ленинизма, ничем его не обогащая.
Более того, он лично послал на места строгую телеграмму, запрещающую называть его фамилию вместе с фамилиями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина (документ не опубликован. – А.М. Ледовский), хотя об этом ему приходится спорить со своими ближайшими товарищами.
Я ответил, что это говорит о скромности Мао Цзэдуна, но с ним нельзя согласиться. Марксизм-ленинизм применяется в Китае не механически, а на основе учета особенностей, конкретных условий Китая. У китайской революции свой путь, дающий ей облик антиимпериалистической революции. Поэтому освещение опыта КПК не может не представлять теоретической ценности, не может не обогатить марксистскую науку. Разве можно отрицать также, что обобщение китайского опыта имеет теоретическую ценность для революционного движения стран Азии. Конечно, нельзя.
Мао Цзэдун заметил, что у них сильное ударение на особенности Китая делали сторонники Ван Мина для борьбы против линии партии. (В действительности в те годы и позднее в документах КПК и историографии КНР Ван Мина обвиняли в догматизме, копировании советского опыта, в непонимании необходимости учитывать особенности Китая и китайской революции. – А.М. Ледовский.)
На это я ответил, что обычно националистические элементы конкретные исторические особенности своих стран используют для того, чтобы свернуть партию на путь буржуазного перерождения, марксисты же учитывают эти особенности, чтобы по-марксистски-ленински руководить революцией, с чем не стал спорить Мао Цзэдун».
В моей телеграмме от 5 февраля 1949 года сообщалось, что в одной из бесед Мао Цзэдун «подчеркнул, что при разработке вопроса о характере китайской революции он основывался на высказываниях товарища Сталина, относящихся к 1927 г., и на его позднейших работах о характере китайской революции.
Мао Цзэдун сказал, что для него особенно ценным оказались указания товарища Сталина о том, что китайская революция является частью мировой революции, а также критика национализма Симича (Симич, Станое – в то время министр иностранных дел Югославии) из Югославии.
Мао Цзэдун несколько раз подчеркнул, что он является учеником товарища Сталина и держится просоветской ориентации».
* * *
Во время последней беседы, состоявшейся 7 февраля, Мао Цзэдун выразил удовлетворение проведенным обсуждением важнейших вопросов и горячо благодарил Сталина за заботу о китайской революции.
«Когда я прибыл во Владивосток, туда позвонил Поскребышев и по поручению Сталина сообщил, что Политбюро очень довольно проделанной мной работой в Китае. Каждый день на Политбюро зачитывались и обсуждались мои телеграммы. Сталин просил поскорее прибыть в Москву и рассказать обо всем поподробнее.
Приехав в Москву, я действительно узнал, что Сталин и другие члены Политбюро были довольны и считали, что я хорошо выполнил свою миссию.
Прилагаются тексты моих телеграмм из Сибайпо и полученных мной ответов на них из Москвы.
А. Микоян».
[195]
В ходе бесед А.И. Микояна в Сибайпо обсуждались вопросы, связанные с предложением правительства Китайской Республики правительствам Советского Союза, Великобритании, Франции и Соединенных Штатов Америки выступить посредниками в целях приостановки военных действий и прекращения войны в Китае между вооруженными силами правительства Китайской Республики и войсками Компартии Китая. Это обращение содержалось в документах правительства Китайской Республики, датированных 8 и 9 января 1949 г.
Чан Кайши пошел на этот шаг, желая если не получить помощь и поддержку в интересах сохранения сложившегося на то время положения, то по крайней мере для того, чтобы заставить все заинтересованные стороны сделать более ясным свое отношение к происходившим в Китае событиям, к явно надвигавшемуся военному поражению правительства Китайской Республики на континенте Китая и к приближавшейся победе во внутренней войне Компартии Китая и Мао Цзэдуна.
Сталин счел необходимым вступить с Мао Цзэдуном в обсуждение возможных позиций Советского Союза и Компартии Китая. Мао Цзэдун сначала был настроен только на прямой и демонстративный отказ от каких бы то ни было переговоров и хотел, чтобы Советский Союз просто отказался от посредничества, предлагавшегося ему Нанкином. Однако затем, под давлением аргументов Сталина, Мао Цзэдун был вынужден заявить, что Компартия могла бы пойти на переговоры, но при определенных, как представлялось и Сталину, и Мао Цзэдуну, неприемлемых для правительства Китайской Республики условиях.
Пока Сталин и Мао Цзэдун согласовывали свои позиции, США, Великобритания и Франция активно стремились как можно быстрее узнать о том, каково будет отношение СССР и Компартии Китая к предложению Нанкина.
Сталин и Мао Цзэдун согласовали свои позиции путем обмена телеграммами 14 января 1949 г. Министерство иностранных дел СССР дало послу Китайской Республики в Москве ответ, соответствовавший существу договоренности между Сталиным и Мао Цзэдуном, 17 января 1949 г..
[196]
