На апрельском пленуме 85-го года это все проглотили. Хотя там в докладе уже прозвучал тезис о свободе социального выбора. Прозвучал тезис о развитии демократии — в двух-трех случаях без эпитета «социалистической». Проглотили. Промелькнули слова об инициативе людей как примате, основе развития общества. Проглотили. Сокращена была похвальба в адрес мудрого руководства коммунистической партии. Никто не возмутился: как же, все ведь утверждено на Политбюро, стало быть, так все и должно быть; пусть новый генсек поговорит, покажет, какой он широкий парень; делать-то мы все равно будем по-своему.
Когда ортодоксы забеспокоились? В 87-м году, после январского пленума, где мы поставили вопрос об альтернативных выборах. До многих тогда дошло: это ведь под меня копают, этак ведь и меня в депутаты не переизберут. Ведь вот что интересно: вся номенклатура прекрасно знала, что на свободных выборах ей ничего не светит. И действительно на первых же выборах 32 первых секретаря обкомов и крайкомов не были избраны. А ведь это было только самое-самое начало.
ОМ.: — В той нашей беседе вы признали, что идеи перестройки вызывают яростное сопротивление партийных чиновников и функционеров, что сторонников у Горбачева в этой среде ничтожно мало: «пара его помощников», член Совета безопасности Бакатин, еще кто-то. «Но я бы так сказал, — подвели вы итог, — список очень коротенький». За счет чего Горбачеву все же удалось выстоять, довести реформы до такой стадии, когда эстафетную палочку уже могли подхватить другие, — Ельцин и его команда? За счет навыков аппаратной борьбы?
А. Я.: — И за счет этого тоже. Но, кроме того, у людей ведь тогда не пропала еще уверенность, что коренные преобразования нужны. В конце концов Ельцин же на этом поднялся. Он требовал решительнее проводить реформы, и народ его поддержал. А Горбачев, напротив, стал медлить и колебаться. Он ведь фактически потерял власть не в 1991, а в 1990 году. Когда завалили программу «500 дней», он выступил перед депутатами с очень слабенькой речью, где говорил о неких паллиативных мерах, в том числе о роспуске президентского совета, единственного органа, который противостоял Политбюро. Но при этом он сорвал бурные аплодисменты со стороны определенно настроенной публики, и это его не насторожило. Видимо, он потерял политическое чутье»
[189]
.
Все сказанное выше А. Яковлевым подтверждает наше утверждение о том, что «перестройка» по Горбачеву дошла до той предельной черты, после которой словесная демагогия Горбачева должна быть подкреплена решительными действиями по разрушению инерционной партийной машины, и лучшего кандидата на роль «громилы», чем Ельцин, трудно было сыскать. На наш взгляд, в вышеприведенных откровениях А. Яковлева допущена единственная неточность, свидетельствующая о том, что о достигнутом сговоре между М. Горбачевым и Б. Ельциным он тоже знал далеко не все. Нет, не потерял политическое чутье Генеральный секретарь, возглавивший крестовый поход против партии, которая взрастила его от простого комбайнера до Генерального секретаря, оно у него было звериное. Просто сменился сценарий политической драмы, и ему пришлось играть (а вернее сказать — подыгрывать) роль «слабого» политического оппонента Ельцину. По существу, он добровольно взял на себя незавидную роль защищающегося от «вероломных действий» громилы Ельцина. Это уже была не тактика «перестройки», а стратегия по смене политического строя.
А что делать? Что-то нужно было и потерять, в целях достижения конечной цели. Мало того, он достаточно отчетливо понимал, что взяв на себя роль «второго» лица по «уничтожению коммунизма», он многим рисковал, вплоть до возможной потери существующего своего положения, и того положения, которое он должен был (и хотел) занять после контрреволюционного переворота. В конце концов, так оно и случилось, и Горбачев достаточно спокойно принял свое политическое поражение, поскольку случится главное — цель его жизни была достигнута, — он признан мировым капиталом могильщиком коммунизма! В конечном счете, он не проиграл, и до конца своих дней будет получать щедрые дивиденды за свое предательство. Мало того, он по-прежнему востребован мировой либеральной элитой, он на коне, он грозит великому Китаю. В ранее цитированной нами речи М. Горбачева на семинаре в Американском университете в Турции он продолжает громить коммунизм:
«Мир без коммунизма будет выглядеть лучше. После 2000 года наступит эпоха мира и всеобщего процветания. Но в мире еще сохраняется сила, которая будет тормозить наше движение к миру и созданию. Я имею в виду Китай.
Я посетил Китай во время больших студенческих демонстраций, когда казалось, что коммунизм в Китае падет. Я собирался выступить перед демонстрантами на той огромной площади, выразить им свою симпатию и поддержку и убедить их в том, что они должны продолжать свою борьбу, чтобы и в их стране началась перестройка. Китайское руководство не поддержало студенческое движение, жестоко подавило демонстрацию и… совершило величайшую ошибку. Если бы настал конец коммунизму в Китае, миру было бы легче двигаться по пути согласия и справедливости.
Я намеривался сохранить СССР в существовавших тогда границах, но под новым названием, отражающем суть произошедших демократических преобразований. Это мне не удалось, Ельцин страшно рвался к власти, не имея ни малейшего представления о том, что представляет из себя демократическое государство. Именно он развалил СССР, что привело к политическому хаосу и всем последовавшим за этим трудностям, которые переживают сегодня народы всех бывших республик Советского Союза»
[190]
.
Да, прав Горбачев. Именно Ельцин развалил СССР, совершив уголовно наказуемое деяние. Но с чьей подачи? Практически до самого августовского путча 1991 года они шли вместе и действовали по согласованному в 1987 году плану, каждый выполнял свою роль: один крушил КПСС, другой Советский Союз. Преступление совершали оба, но с небольшим отличием: Ельцин — уголовное, Горбачев — политическое.
Четыре года в одной упряжке — срок не малый. Но Горбачев искусно лавируя, используя весь арсенал политической демагогии, сумел сохранить тайну сговора, заставив и своих биографов и политических оппонентов до сегодняшнего дня ломать голову и политические копья — так был сговор или не был?
Для ответа на этот вопрос необходимо проанализировать материалы Октябрьского Пленума ЦК КПСС, на котором Ельцин выступил со своей сенсационной речью, уловить некоторые нюансы поведения его участников и прежде всего Горбачева, Ельцина и Лигачева, который председательствовал на Пленуме.
«Загадка» Октябрьского Пленума рассмотрена в многочисленных книгах, мемуарах, статьях и научных исследованиях, поэтому нет необходимости обращаться к первоисточнику, то есть к стенографическому отчету. На наш взгляд, наиболее достоверный анализ событий, происходивших на Пленуме, дан в книге Н. Зеньковича «Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека», поскольку автор этого популярного произведения длительное время проработал в аппарате ЦК КПСС и о «кремлевских тайнах» знает не понаслышке. И вторая причина, почему мы будем ссылаться на указанное произведение — это объективный подход автора к описываемым событиям, он не высказывает личных предпочтений на вопросы: был ли сговор между Горбачевым и Ельциным или это ельцинский экспромт, состоявшийся в силу особенностей его характера, который в психиатрии именуется «застреванием аффекта», на чем настаивает Александр Хинштейн. Мы рассмотрим и проанализируем обе точки зрения, но сначала слово Николаю Зеньковичу.
