Люди верили Ельцину — он их попросту кинул. Надеялись на депутатов — а там шкурные интересы многих господствовали над государственными. Что делать народу? Строить баррикады, чтобы одних негодяев менять на других? Бессмысленно. Вот и думает он до сих пор — за бутылкой водки или толкаясь в приемных растущей армады чиновников.
Об этом народе той осенью в Кремле, конечно же, вспомнили. Как не вспомнить, если припекло: обстановка начала складываться в пользу сидельцев Белого дома. Их сторонники приступили к решительным действиям (в калошу они сели из-за слабонервных погромщиков). Жуткая паника охватила тех адептов ельцинской диктатуры, кто сверхрьяно, по-инквизиторски выполнял инструкции бнайбритского МВФ. Они знали, что жизнь всегда спрашивает с человека по поговорке: как накрошишь, так и расхлебаешь.
В начале октября пополз слух по Кремлю, будто к Москве на помощь демократии подтягиваются из провинции отряды добровольцев на автомашинах. Премьер Черномырдин на заседании чрезвычайной комиссии (по вызову из правительства я там присутствовал) взвинчено кричал министру транспорта Виталию Ефимову:
— Почему все дороги в Москву канавами не перерыл? Я тебе приказываю…
Министр недоуменно смотрел на премьера: при чем здесь транспортное ведомство? Струхнувший Черномырдин, наверное, представлял: вот собрал Ефимов по столичным дворам десятки тысяч ополченцев и повел их с лопатами и ломами рыть окопы вокруг Москвы, как в октябре 41-го года. Только теперь — для защиты штаба Олигархата от собственного народа. Простота всегда была отличительным качеством Виктора Степановича, потому и держал его при себе президент.
А Чубайс через электронную сеть Госкомимущества разослал своим ставленникам в местные комитеты — во все города и районные центры — телеграмму с указанием «максимально содействовать в организации демонстраций в поддержку» антиконституционных действий Ельцина. В регионах шли митинги в защиту демократии, против узурпации власти Кремлем, и Анатолию Борисовичу, возможно, хотелось, чтобы топы антагонистов столкнулись лбами на площадях — до хруста костей, до высечения пламени. Интересно же смотреть на жаркий огонь междоусобицы.
Вот как Чубайс испуганным голосом описывал корреспонденту свое тогдашнее душевное состояние: «К шести вечера 3 октября, когда ситуация была слишком непредсказуема, я изложил Гайдару свой прогноз событий: утром 4 октября (они точно знали время начала штурма — Авт.) количество погибших будет измеряться не единицами, а сотнями. Белый дом либо будет разгромлен военной силой, а «белодомовцы» арестованы, или уничтожены, либо, во втором варианте, нас с тобой здесь уже не будет… Мы посчитали, что даже если к утру нас не будет, но дальше останется Россия». («Москва, осень-93. Хроника противостояния»).
Эк закрутил Анатолий Борисович: либо-либо! Чтобы он «здесь» остался, надо непременно укокошить несколько сотен людей. И никак иначе. Какая же Россия без Чубайса? Во всех смыслах «недо» — недоразворованная, недобитая, не доведенная до банкротства.
Страху на Чубайса нагнал, очевидно/указ Руцкого от 3 октября о задержании и препровождении в Белый дом «группы товарищей» для привлечения к ответственности за причастность к свержению законной власти — список этих «товарищей» составлен рукой Хасбулатова. В него он по старой «дружбе» мстительно внес и некоторых противников указа 1400, в том числе, и меня.
За мной по списку шел ярый сторонник расстрела парламента Чубайс, а вот Гайдара там не было. По-моему, Руслан Имранович собирался с ним и дальше обеспечивать дудаевскую Чечню бесплатной российской нефтью.
Оказаться в «расстрельном» списке — приятного мало. Но в самосуд заступников Конституции я не верил (не один же Хасбулатов был в Белом доме) — вины за собой не чувствовал. А Чубайс от других ждал того же, что сделали бы с идейными противниками в подобном случае ультралибералы: в подвал — и к стенке! Правда, случись такое с нами, не хотел бы я лежать в одной яме с Анатолием Борисовичем — он и здесь достал меня до печенок своим занудным враньем.
Последующая брехня Анатолия Борисовича, будто Ельцин с пособниками спасли тогда страну от гражданской войны, ну никак не вяжется с фактами. Самого Чубайса президент, понятно, избавил от необходимости удирать за кордон. А вот Россия по вине Ельцина стояла уже в сантиметре от большой гражданской войны, и только так называемый дофенизм основной массы мятого-перемятого народа («Да подавитесь вы своей властью!»), как отсыревший порох, не дал перекинуться огню в регионы. В руки Бориса Николаевича наконец-то свалилась вожделенная самодержавная власть.
Что дальше?
Победитель взялся переводить страну из недолгой посткоммунистической демократии в удобное для себя положение, чтобы легко было управлять в ручном режиме из Кремля и штаба заокеанских кураторов. Естественно, через своих барских приказчиков.
На былых заседаниях нашей «межрегионалки», подражая начитанному Гавриилу Попову, Ельцин клял административно-командную систему социализма и обещал — в случае прихода к власти — не оставить от нее даже тени. Но теперь, наоборот, повел все к тому, чтобы диктат и влияние аппарата чиновников увеличивались.
Ас таким режимом несовместим конвергентный, смягченный большим набором социальной ответственности капитализм, с его всепроникающей конкуренцией, с его свободами, неприкосновенностью прав человека и собственности. И из президентской кухни россиянам стали порциями выдавать (и сейчас по-прежнему выдают) политическую систему-винегрет, где перемешаны элементы военного коммунизма, дикого капитализма, феодализма и даже рабовладельческого строя.
Все это прикрыто, как мусорная свалка высоким цветастым забором, декоративным парламентом и декоративными выборами, результаты которых должны всегда услаждать слух Кремля.
Конкуренция осталась только внутри царского двора — между нуворишами: кто первый пробьется к Хозяину, чтобы получить доступ к большим деньгам и ресурсам. Люди из окружения президента, не пораженные алчностью, постепенно отдалялись от Ельцина — проходимцы заполняли пространство в Кремле.
18
Борис Николаевич хоть и обрюзг волей без борьбы, привечал и одаривал разных мазуриков, но особой симпатии к ним не питал. Кто они — подлокотники для удобного сидения в царском кресле, ненасытные овчарки у подножия трона? Преданно смотрели в глаза, ластились, лишь бы им достался кусок пожирнее. Но сменись хозяин — бросятся лизать другие башмаки, погавкивая на прежнего благодетеля.
Так, думаю, смотрел на них Ельцин.
А пока он, не свыкнувшись до конца с положением мумии, все еще походил на курильщика, только что порвавшего с табаком — ему хотелось иногда затянуться втайне от эскулапов. Он, видимо, заскучал без споров, без чьих-то откровенных мнений, не подкрашенных корыстными интересами.
Осенью 95-го я был в Омске по депутатским делам. Туда прилетел решать проблемы оборонных заводов первый вице-премьер правительства РФ Олег Сосковец — в то время особо доверенный человек президента. В конце наших командировок губернатор области Леонид Полежаев позвал на дачу поужинать втроем по-землячески — с вареной картошкой и соленой рыбой из Иртыша.
