По предварительной договоренности с генералом, без телефона, я уходил в лес, и там меня, как бы проезжая мимо, подбирала «Нива» с зашторенными окнами, завозила в гараж рохлинской дачи, из которого внутренняя дверь вела на цокольный этаж. Там располагалась просторная комната, обшитая вагонкой, со столом и деревянными лавками — за этим столом мы и работали.
На единственном небольшом окошке комнаты помощники Льва Яковлевича развесили алюминиевую фольгу — от прослушивания. Потому что напротив, через поляну, начинался лесок, и на двух крайних елях топтуны соорудили что-то вроде лабаза: посменно следили оттуда, не хоронясь, за домом. Когда меня подвозила «Нива», я припадал на минутку к дыркам в фольге. На лабазе наблюдалось шевеление: топтуны тщетно пялились биноклями в сторону дома — кого же там черт притащил.
Однажды военный вертолет, доставивший к Рохлину генералов, завис для острастки над краем леса и коснулся колесами верхушек деревьев, обжитых сексотами. Топтуны посыпались с лабаза, как горох. А генералы, выйдя из вертолета, смотрели с поляны на них и похохатывали.
— Неаккуратно работаете, — сказал я Льву Яковлевичу словами Васькоза из «А зори здесь тихие…», — Ох, неаккуратно.
Для своей затеи Рохлин был опасно доверчивым, даже беспечным. Скажем, приводил он ко мне пару раз генерала, а потом этот генерал выветрился из его окружения. Спрашиваю: «Где он?» «Отказался дальше идти — семья, дети. Я ему верю, он порядочный». Хорошо, что порядочный, только надо заранее определяться с психологическими возможностями соратников.
Или предложил один из губернаторов отвезти к себе в регион и спрятать на время в укромном месте жену и сына Льва Яковлевича — Тамару Павловну и Игоря. Ни в какую! Рохлин почему-то предполагал, что если Кремль решит его ликвидировать, то постарается чужими руками организовать бытовуху, скорее всего пьяную драку. «А я же теперь пить не могу», — смеялся наивный Лев Яковлевич, весь израненный и заштопанный эскулапами. Сколько раз я сидел с ним в компаниях, он действительно плескал на донышко несколько капель водки, заполнял остальную часть рюмки минеральной водой и пригублял содержимое.
Ему посоветовали сделать своим первым замом по ДПА влиятельного думского депутата от КПРФ Виктора Илюхина. Сделал. На вопрос близких друзей — почему? — отвечал, что Илюхин на вершине айсберга и в глубинные замыслы Движения не посвящен. Зато способен привести за собой часть улицы. Какая там улица! Илюхин давно прикипел задом к теплому депутатскому креслу, воспринимался решительными людьми как заскорузлый чиновник.
Прозрел с большим опозданием и сетовал, что думские коммунисты во главе с Зюгановым не только не помогают, а наоборот вставляют палки в колеса. А что он хотел? Верхушка КПРФ не бойцы с баррикад — это покорная оппозиция, которая все время боялась запрещения Ельциным партии. Запрети ее этот сатрап, пришлось бы не имитировать борьбу с компрадорским режимом в уютных аудиториях, а вставать вместе с народом под холодные ветры лишений. Потому-то сытая головка КПРФ сама старалась не гневить Кремль и своих товарищей попридерживала.
Помню, в 95-м мы, большая группа депутатов Госдумы, инициировали голосование за отставку правительства Черномырдина. Уговорили фракцию Зюганова — она нас поддержала, и решение прошло. Черномырдин с компашкой начал было собирать манатки. Но Ельцин зарычал, и Госдуму заставили голосовать повторно.
— Мы стоим до конца, — сказал я Геннадию Андреевичу Зюганову от имени группы. — А вы держитесь?
— Держимся. Хватит им страну раздевать, — уверенно заявил он.
Разговор был вечером. А утром вся фракция КПРФ, включая Зюганова с Илюхиным, проголосовала за доверие правительству Черномырдина. Нам для его низложения голосов не хватило. Видимо ночью с комверхушкой поговорили. Комфорт дороже принципов.
И Рохлину зюгановская фракция ударила в спину в самый напряженный момент. По требованию Кремля в конце мая 98-го коммунисты вместе с ельцинистами проголосовали за снятие Льва Яковлевича с поста председателя комитета по обороне. Это для того, чтобы у генерала стало меньше возможностей готовить задуманное. Голосовал за снятие Рохлина и Виктор Илюхин. (А после убийства Льва Яковлевича он провозгласил себя его преемником и потихоньку слил ДПА в канализационную трубу).
Все это, впрочем, не мешало харизматичному генералу двигаться к цели. Готовились к массовым выступлениям шахтеры, казаки, бюджетники. На середину июля были запланированы крупномасштабные военные учения в примосковской зоне. А противодействие недругов и «подставы» товарищей были Рохлину, как взрывы-сигналы петард на рельсах для машиниста тяжелого поезда: впереди опасный участок, нужна предельная внимательность. Генерал стал отходить понемногу в тень.
В предпоследнюю нашу встречу мы с ним не нашли общего языка. Он сообщил, что ему звонил по поручению Ельцина глава президентской администрации Валентин Юмашев, предлагал на выбор несколько высоких должностей, только бы Лев Яковлевич «завязал» с ДПА. Рохлин отослал его вместе с Борисом Николаевичем в знакомые всем места. Но не поэтому поводу мы разошлись с генералом. Я спросил его, кого они в «генштабе» Движения наметили порекомендовать главой КНС на переходный период? И услышал неожиданный ответ: Юрия Лужкова. Мы пили чай за журнальным столиком, так я чуть чашку не уронил. Стоило ли огород городить: хрен редьки не слаще.
— Это же временно, — вскинул брови Лев Яковлевич. — Без использования инфраструктуры и поддержки столичных служб нам не обойтись.
Я пытался объяснить генералу, что московскому клану очень рискованно класть палец в рот. Лужковская группировка, основательно прополов столицу, давно рвется на российский оперативный простор. Как клещ во власть вцепится — не отдерешь. Но слова мои на Льва Яковлевича не действовали. Может потому, что он знал гораздо больше меня. И дальше смотрел.
Мы не встречались долгое бремя.
Как-то мне позвонили поздним-препоздним вечером. Мужской суховатый голос дважды переспросил: я это или не я?
— Да я это, я, что вы хотели?
Он, не называя себя, представился знакомым Василия (этим именем для конспирации генерал называл своих агентов в службе безопасности президента) и без всяких предисловий проговорил:
— Вас заказали. Отодвиньтесь от Рохлина.
Я сразу не врубился и спросил: как это понимать?
— Отодвиньтесь от Рохлина, пока не поздно. Больше говорить не могу, — ив трубке — короткие гудки.
Он так и произносил «отодвиньтесь!», будто я у стенки стоял.
Предупреждение доброжелателя из старой коржаковской команды? Попытка нагнать страху? Не поймешь. Или меня оберегали от Рохлина или Рохлина от меня? Задали нам задачку.
Созвонился на всякий случай с генералом — мы встретились на открытом поле совхоза «Птичное», мимо которого пролегал путь Льва Яковлевича на дачу, в Клоково. Как оказалось, это была наша последняя встреча. Внешне он был спокоен, но внутреннее напряжение чувствовалось. Я сказал ему о звонке. Он попросил меня быть острожным и прекратить с ним временно все контакты.
