Нельзя установить, был ли Зубатов еще до отставки в курсе откровенных показаний Гершуни, поскольку в точности не известно, когда же они состоялись. Не ясно и то, был ли он в состоянии, сидя во Владимире, вычислить истинных инициаторов ликвидации Плеве. Но, повращавшись в своей профессиональной среде в столице, он, конечно, легко все понял.
Не исключена и предельная откровенность со стороны Лопухина: Лопухин, фактически предавший Зубатова в октябре 1903 года, должен был очень серьезно аргументировать свое поведение – без этого было невозможно восстановление их прежних доверительных отношений, столь необходимых теперь Лопухину. Зубатову должна была стать ясной настоящая и будущая роль Азефа и его собственная, Зубатова, роль, если бы он взялся руководить Азефом. Здесь-то Зубатов и спасовал.
Несомненно, он понимал высокий риск провала Азефа. Что именно произошло бы при этом с Зубатовым – нам тоже легко понять, тем более, что аналогичный прецедент состоялся в реальности.
В 1902 году, за год до увольнения Зубатова, Плеве по инициативе Лопухина уволил со службы П.И.Рачковского, руководившего заграничным отделом Департамента с середины 1880-х годов. В начале 1905 года Рачковский был возвращен на службу Д.Ф.Треповым и в 1905-1906 годах снова играл значительную роль в охранке, после чего вновь был уволен – уже Столыпиным.
Когда в 1908-1909 годах Азеф был разоблачен, то революционеры резонно подозревали, что его террористической деятельности покровительствовал кто-то из полицейских руководителей. Вычислить истинных покровителей Азефа революционерам было затруднительно; и, за неимением лучшего кандидата, они остановились на Рачковском (об этом специально постарался позаботиться Лопухин). Была изобретена бредовая теория, что Рачковский, мстя за свое увольнение, способствовал Азефу в убийстве Плеве (интересно – чем?) и в результате вернулся на службу.
Как при этом объяснить еще и убийство великого князя Сергея Александровича в феврале 1905 года (об этом – ниже) – это революционеров и вовсе не заботило. А ведь в это время Рачковский уже восстановился на службе, а великий князь всегда к нему благоволил – даже пригласил участвовать в манифестации 19 февраля 1902 года. Логика, как известно (в отличие от булыжника), не является сильнейшим оружием революционеров; вот они и травили Рачковского и до его смерти в 1911 году, и позже.
Понятно, какой участи постарался избежать Зубатов. Имитация ссылки во Владимир продолжала создавать ему алиби. На период с лета 1903 года оно было вполне достоверным, а на более раннее время распространилось по психологической инерции: никому не пришло в голову связать террор 1902-1903 годов с политической деятельностью полузабытого Зубатова. К тому же террор того времени, освященный руководством Гершуни, провокацией не считался.
Зубатов перестал прятаться и вернулся в Москву лишь в 1910 году, когда затих скандал с Азефом.
На решение, принятое Зубатовым осенью 1904 года, несомненно повлиял и шок, вызванный предательствами 1903 года. Легко предававший других, Зубатов оказался очень раним, когда предали его самого. По толстокожести он явно уступал карьеристам типа Лопухина или Витте, готовым лезть в любое окно после того, как их вышвырнули за дверь. Решение, принятое им, было по существу политическим самоубийством.
Именно так он и должен был воспринимать свое дальнейшее существование, с ужасом наблюдая, как медленно, но верно рушится здание монархии, сохранению которой он в молодости решил посвятить свою жизнь. И когда монархия, наконец, рухнула, пришел черед и физического самоубийства. Это произошло 2/15 марта 1917 года. Вот как об этом писала газета «Утро России», принадлежавшая миллионеру П.П.Рябушинскому: «В эти дни, когда весь русский народ радостно дышал воздухом свободы, сошел в могилу один из ревностнейших сподвижников старого режима, видный охранник и провокатор, предтеча гапоновщины, азефщины, создатель целой эпохи в истории освободительного движения в России, названной „зубатовщиной“, С.В.Зубатов. Не вынесла мрачная душа холопа реакции яркого света свободы. Зубатов застрелился».
Так Зубатов в последний раз продемонстрировал свое умственное превосходство над современниками, которых он, включая бюрократов и толстосумов, пытался спасти от гибельных последствий разрушения режима.
Лопухин, таким образом, не сумел осенью 1904 года восстановить прежнее коллективное руководство революционным движением и его террористическим ядром. Ему оставалось надеяться на то, что строптивый Азеф, не желающий подчиняться чужому диктату, правильно понимает свои и Лопухина общие цели и задачи, и в этом Лопухин не ошибся.
Оба они (Лопухин и Азеф) повели Россию к маленькой революции, которая совершенно неожиданно оказалась отнюдь не маленькой.
6.3. Несостоявшееся цареубийство.
Осень 1904-го и наступление нового 1905 года сопровождались резкой радикализацией настроений российской интеллигенции. Все началось с Земского съезда, прошедшего в Петербурге 6-9 ноября и фактически призвавшего к введению конституции. Далее пошла серия банкетов, на которых представители разных групп интеллигенции (адвокаты, врачи и т.д.) присоединялись к резолюциям съезда и посылали соответствующие петиции к верховной власти.
Широкая публика скорее догадывалась, чем знала, что начавшаяся кампания встретила достаточно позитивное отношение со стороны князя П.Д.Святополк-Мирского и либерального крыла в руководстве Министерства внутренних дел. Не совсем ясно, как там распределялись ведущие роли, тем более что во время Земского съезда и сразу вслед за его завершением Лопухин, как сообщалось выше, находился за границей. Но резолюции съезда, написанные родственником Лопухина князем С.Н.Трубецким, немедленно были использованы при подготовке проекта преобразований, который по поручению Мирского был составлен товарищем министра финансов А.Д.Оболенским (будущим соавтором Манифеста 17 октября 1905 года), до прихода Плеве бывшего одновременно со Святополк-Мирским товарищем министра внутренних дел, и известным чиновником МВД С.Е.Крыжановским – основным разработчиком всех конституционных законов 1905-1907 годов и изменений в них.
Попытка Мирского получить немедленное одобрение царя успехом не увенчалась; это, возможно, связано с влиянием великого князя Сергея Александровича и его жены, гостивших с 13 по 23 ноября в Царском Селе и Гатчине и ежедневно общавшихся с царствующим племянником.
21 ноября Святополк-Мирский, к огромному неудовольствию Николая II, подал в отставку. 22 ноября состоялось его объяснение с царем. Последний уступил явному давлению, отставку министра отклонил и должен был согласиться с обсуждением предлагаемых мер в кругу высших государственных руководителей.
Святополк-Мирский подал Николаю II упомянутую записку Оболенского-Крыжановского с предложением о введении в России гражданских свобод и выборного правления. О том же ходатайствовал перед царем и князь С.Д.Урусов, после успехов по умиротворению Кишинева переведенный губернаторствовать в Тверь. Там он сразу спелся с либеральным Губернским Земством, традиционно пребывавшим под личным влиянием И.И.Петрункевича – патриарха либерального движения еще с 1870-х годов.
