Разумеется, у Лопухина свободных средств не оставалось – и необходимые чрезвычайные расходы на контрразведку это вполне оправдали. Но по такому особому случаю он мог бы обратиться за деньгами к вышестоящим инстанциям – и тем самым переложить на них ответственность за все последующее. Лопухин на это не пошел, что оставляло весьма неприятный осадок. Атмосфера вокруг директора Департамента полиции явно сгустилась, и спасти его могли только экстраординарные успехи.
Некоторые успехи ведомство, возглавляемое Лопухиным, в этот период имело, осуществляя буквально ювелирную работу по руководству революционными партиями.
Как известно, в социал-демократии самым рьяным инициатором раскола выступал В.И.Ленин: коль скоро он не мог претендовать на единоличное руководство всем революционным движением и всей социал-демократией (что, на самом деле, было основным движущим мотивом его деятельности в дореволюционный период), то старался хотя бы сохранить свое безраздельное влияние в большевистском крыле. Преимущество такого сепаратизма для Ленина и его сторонников объективно проявилось только в апреле 1917 года; выяснилось, что Ленин действительно возглавляет не очень многочисленную (весной 1917 года и раньше), но дисциплинированную политическую силу – значительно более сплоченную, чем все остальные политические партии в стране.
До Февральской же революции склочная раскольническая деятельность Ильича вносила немалый хаос в руководство революционными действиями, и поэтому Департамент полиции всячески поощрял ленинизм в ущерб остальным течениям. Достигалось это, понятно, чисто полицейскими средствами. Вот как это было сделано в Москве в феврале 1905 года, сразу после пребывания там Лопухина.
Еще летом 1904 года деятельность Ленина встречала серьезное сопротивление в рядах его собственных сторонников: его лишили права заграничного представителя ЦК и поставили публикацию его статей под официальную цензуру Центрального Комитета (подобное повторилось лишь в последний год деятельности Ленина – с осени 1922 года).
7 февраля 1905 года в Москве состоялось заседание большевистского ЦК, принявшее решение о выводе Ленина из ЦК и Совета партии. Реакция полиции была мгновенной и однозначной: 9 февраля почти весь состав ЦК был арестован на квартире писателя Леонида Андреева.
Единственные оставшиеся на свободе цековцы Л.Б.Красин и А.И.Любимов были вынуждены пойти на компромисс с Лениным и дать согласие на созыв III съезда РСДРП под его эгидой. Меньшевики, как известно, на такой съезд не явились, собрав собственную партийную конференцию. Раскол углубился, вызывая недоумение тогда еще немногочисленных рабочих-партийцев.
Но все это тогда казалось пустяком по сравнению с борьбой с терроризмом, а вот тут-то Лопухин и оказался обойденным в своем собственном ведомстве.
Парадокс февральской ситуации заключался в том, что рескрипт на имя Булыгина и был приблизительно таким актом, которого в декабре безуспешно добивались Святополк-Мирский и Лопухин. Но ни первому из них, ни уже и второму это запоздалое достижение ничего не дало в личном либо в должностном плане. Более того, избавившийся от основных своих недругов (Плеве и Сергея Александровича) Лопухин именно их гибелью подорвал и свой авторитет как шефа полиции.
Ситуация была такой, что только решительный удар по террористам мог бы сейчас выручить Лопухина. Возможно, отсюда, отчасти, и его раздражение против Спиридовича, не сумевшего вовремя изменить фронт: вот теперь-то Лопухину был бы весьма полезен арест Боришанского и давней соратницы Азефа Марии Селюк!
Похоже, что предусмотрительный Азеф это предвидел. Именно поэтому он не делился с Департаментом полиции никакой информацией о готовящихся террористических актах; именно поэтому избегал собственного появления на российской территории и личных контактов с Лопухиным за границей.
М.Е.Бакай, обвинявший в 1908 году Азефа в связях с Департаментом полиции, указывал на то, что в Департаменте заранее знали об убийстве великого князя. Это доказывалось тем, что прямо в день убийства или на следующий день Департамент разослал циркуляр о розыске в связи с этим Бориса Савинкова. Но в данном случае (как и в большинстве других) аргументация Бакая несостоятельна. Наоборот, есть весомые аргументы в пользу того, что Департамент практически ничего не знал о деятельности группы Савинкова.
Участие самого Савинкова в убийстве было очевидным: это вытекало из донесений о его переговорах с Зензиновым и позже с московскими либералами – отсюда и циркуляр Департамента. Но даже состав группы был для Департамента полной неизвестностью.
Личность Каляева, отказавшегося назвать себя, была установлена только в марте по материалам Варшавского Охранного отделения о начальном этапе совместной революционной деятельности Савинкова и Каляева. Никому из позже арестованных участников группы (Моисеенко был арестован в марте, Куликовский – в июне, Бриллиант – в декабре 1905 года) не предъявлялись обвинения в участии в покушении на великого князя, которые, скорее всего, привели бы их на виселицу (Куликовского уж наверняка бы!). Более того – Моисеенко при аресте был принят за Савинкова; недоразумение выяснилось, но это доказывает и то, что самого Моисеенко лично никто не разыскивал.
Азеф, прятавшийся за границей, в данном случае не устроил и запоздалых предупреждений о покушении, как это он делал в 1904 году. Впрочем, чтобы давать запоздалые предупреждения о покушениях, нужно знать их реальные сроки; Азеф же этой информацией в сложившейся ситуации не обладал. Тем не менее, террористическая работа все же продвигалась согласно его планам. Азефа в данный период времени явно устраивала роль единоличного вершителя судеб России.
Но такая его роль столь же явно не устраивала Лопухина. Не случайно в сентябре-декабре 1904 года Лопухин потратил столько сил, чтобы заполучить сотрудничество Зубатова и обуздать Азефа. И в том же декабре 1904 года судьба вроде бы смилостивилась над Лопухиным и дала ему шанс установить личный контроль над террором.
10 декабря 1904 года отбывавший ссылку в Иркутске революционер Н.Ю.Татаров заявил о готовности сотрудничать с властями.
В 1899 -1901 годах Николай Юрьевич Татаров был лидером социал-демократической группы «Рабочее Знамя», в которую, как упоминалось, входили и герои 1905 года Савинков, Каляев и Рутенберг, а также известнейшие в более отдаленном будущем большевики В.П.Ногин, А.А.Сольц и Г.И.Бокий. Татаров пользовался заслуженным авторитетом у более молодых соратников, а после ареста вел себя очень мужественно – выдержал двадцатидвухдневную голодовку в Петропавловской крепости. Как руководитель, он получил и больше остальных – пять лет ссылки в Восточную Сибирь. В Иркутске в течение всего 1904 года он руководил подпольной типографией, не обнаруженной полицией (вот только неизвестно, что с ней произошло после отъезда Татарова). Но, судя по всем свидетельствам, Татаров был человеком, прежде всего любившим быть в центре внимания. И прозябания в сибирской глуши он не выдержал. Когда случилась возможность, он охотно пошел на контакты с самим губернатором Восточной Сибири графом П.И.Кутайсовым, и, в конце концов, в обмен на прекращение ссылки решил стать предателем.
