— Если мы правильно разыграем свою карту, перед нами откроются немалые возможности.
Министр финансов Николас Брейди, в прошлом нью-йоркский банкир-финансист, который был близок к президенту почти так же, как Бейкер, настойчиво призывал к осмотрительности. Он напомнил, как в начале 70-х годов Запад выбросил в трубу огромную сумму денег, пытаясь поддержать польскую экономику, основанную на централизованном планировании, субсидируемых ценах и некомпетентности.
Во время одного из межведомственных совещаний Деннис Росс и Томас Саймоне из Государственного департамента, объединившись с Блэкуиллом и Райе из Совета национальной безопасности, выдвинули предложение об инвестициях США в польский «реформаторский коммунизм».
Министр финансов, закатив глаза, проворчал:
— Однажды — в семьдесят четвертом — мы это уже сделали.
— В семьдесят четвертом я была еще студенткой, — парировала Райе. — Времена меняются!
Она и Блэкуилл подали президенту докладную, убеждая в том, что договоренности варшавского «круглого стола» — погребальный звон по расколотой Европе, и Соединенным Штатам пора прибегнуть к экономическому поощрению, если они хотят продолжения реформ.
В пятницу, 24 марта, до начала заседания Совета национальной безопасности Скоукрофт отбросил свою обычную осторожность. Он сказал Бушу, что ему первому выпала возможность осуществить то, о чем другие президенты могли только мечтать: вернуть Восточную Европу в лоно Запада.
— Ник Брейди станет возражать — мол, мы не можем на это пойти, — продолжал Скоукрофт. — Не можем так рисковать. Но чем мы действительно не можем рисковать, так это упускать такую возможность.
Скоукрофт одержал верх. В понедельник, 17 апреля, Буш вылетел в Хамтрамк, штат Мичиган, крупный пригород Детройта с польско-американским составом населения; там, на крыльце ратуши, он провозгласил:
— Друзья мои, настало время торжества идеи свободы в Восточной Европе.
«Истинным источником трений» между Востоком и Западом служило «насильственное и противоестественное разделение Европы». Договоренности «круглого стола» призваны сыграть роль «водораздела» — «если польский эксперимент окажется удачным, то, возможно, и другие страны пойдут по этому пути».
Президент торжественно обещал, что в случае дальнейших политических и экономических польских реформ Америка станет расширять торговлю и предоставлять новые кредиты. Джон Сунуну хотел было назвать это доктриной Буша, но Скоукрофт категорически возразил: дело президентов — заниматься политикой, а уж другие пусть называют доктрины их именами. И в окружении президента новый принцип окрестили хамтрамкской концепцией. Спустя несколько недель Скоукрофт предсказал в кулуарах, что со временем Буш, возможно, применит аналогичную концепцию оказания материальной помощи в зависимости от успеха реформ и к Советскому Союзу…
В начале мая Бейкер готовился к своему первому визиту в Москву и к первой личной встрече с Горбачевым. Он решил, что настала пора заявить о себе как о главном представителе президента в вопросах отношений с Советами.
В четверг, 4 мая, выступая в Центре стратегических и международных исследований в Вашингтоне, он публично высказал свои опасения, о которых вот уже два месяца твердил в Овальном кабинете: человечество могло обвинить Соединенные Штаты «в проявлении пассивности перед лицом гигантских стратегических преобразований в мире». Во избежание этого необходимо снова и снова «подвергать тестированию» практическое воплощение Советами их «нового мышления».
Не вызывало сомнений, какая группа вопросов в первую очередь подпадала под концепцию «тестирования» в 1989 году. Это был круг сложных проблем — региональные конфликты. Советы уже прекратили военную оккупацию Афганистана. В других регионах еще оставались. По словам Бейкера, они «демонстрировали стремление, скорее, решить проблему, чем усугубить». Кремль использовал свое влияние для того, чтобы добиться вывода вьетнамских войск из Камбоджи и прекращения затяжных, не утихавших по вине обеих сторон схваток в Намибии и Анголе.
Однако, на взгляд вашингтонской администрации, новый подход Советского Союза к внешней политике был менее всего ясен в регионе, имевшем для Соединенных Штатов первостепенное значение, — в Центральной Америке. Советский Союз и его клиент тридцатилетней давности — Куба — продолжали поддерживать сандинистский режим в Никарагуа, который в свою очередь оказывал помощь левым силам в Сальвадоре.
Для Соединенных Штатов любые действия коммунистов в Латинской Америке издавна были больным местом. «Холодная война» достигла наивысшей точки в 1962 году, когда Никита Хрущев разместил на Кубе ядерные ракеты. Во время президентского правления Рейгана поддержка Соединенными Штатами антикоммунистических партизанских отрядов контрас в Никарагуа не только не привела к падению сандинистского режима, но спровоцировала острый внутренний политический конфликт, а также губительный для Рейгана скандал — дело «Иран — контрас».
Вскоре после вступления в должность Буш и Бейкер перестали опираться на контрас, сделав ставку на мирные процессы, начавшиеся в 1987 году, когда пять президентов стран Латинской Америки подписали договор, согласно которому сандинисты обязались прекратить подрывную деятельность в Сальвадоре и в 1991 году провести свободные выборы в Никарагуа. Позднее сандинисты пошли на уступку, согласившись провести выборы на год раньше в обмен на обещание США разоружить поддерживаемых ими контрас.
Помощник Бейкера по Латинской Америке Бернард Аронсон подал своему шефу секретную докладную записку, в которой убеждал администрацию сделать Центральную Америку тестом номер один для Советского Союза: Горбачев и Советы должны «воочию убедиться в том, что, если будут препятствовать нашему дипломатическому курсу в Центральной Америке, много потеряют в двусторонних отношениях».
В Белом доме Бейкер сказал президенту, что следует «подвергнуть Советы китайской пытке капающей водой. Мы будем им непрестанно твердить — кап-кап-кап, — что они должны внести свой вклад в нормализацию обстановки в Центральной Америке, в противном случае у них возникнет множество других, куда более сложных проблем».
На начало апреля был запланирован трехдневный визит Горбачева в Гавану, где он должен был встретиться с Фиделем Кастро. В понедельник, 27 марта, Буш направил советскому руководителю секретное письмо: «Трудно совместить ваши лозунги… с фактом непрекращающейся серьезной помощи Никарагуа, оказываемой Советским Союзом и Кубой. Ведь реальной военной угрозы, оправдывающей эту помощь, не существует. И сейчас, в момент, когда мы четко определили новый курс, ваша помощь почти наверняка будет направлена на подрыв (наших) дипломатических усилий.
Продолжение (подобной) практики в регионе, представляющем для США жизненно важные интересы… неизбежно отразится на природе (американо-советских) отношений… Инициатива Советского Союза и Кубы по прекращению помощи, подогревающей вооруженный конфликт в данном регионе, окупится серьезными дивидендами доброй воли Соединенных Штатов. Эта инициатива будет означать, что Советский Союз готов способствовать политическому урегулированию обстановки в регионе не только на словах, но и на деле».
