На середине этого монолога Скоукрофт заснул. А Ельцин, казалось, и не заметил. За десять минут до конца встречи зашел Куэйл. Намекая на не слишком благоприятные для него самого и для Ельцина статьи в американской прессе, Куэйл сказал: «Я читал про вас в печати. А вы читали про меня?». Ельцин лишь рассмеялся в ответ.
Скоукрофт так организовал эту встречу, чтобы у репортеров не было возможности говорить, что Буш имел серьезную беседу с наиболее видным критиком Горбачева. А Ельцин, выйдя из Западного крыла, сообщил собравшимся журналистам, что он представил Бушу и Куэйлу «план из десяти пунктов» для «спасения перестройки». Скоукрофт, сидя в своем кабинете, возмутился: Ельцин — «ловкач» и «гонится за двухгрошовой рекламой в газетах».
Следующей остановкой Ельцина был Госдепартамент. Скоукрофт сообщил Бейкеру о тактике парового катка, примененной Ельциным в Белом доме. Госсекретарь устроил чрезвычайно изощренное представление: он то и дело прерывал Ельцина, оспаривая наивность его представлений об экономике и предлагая собственные решения по части реформы цен и конвертируемости рубля.
После встречи Бейкер, обращаясь к своим помощникам, воскликнул: «Ну и щелкопер! Горбачев на его фоне отлично выглядит, верно? К тому же Горбачеву можно посочувствовать, если ему приходится иметь дело с таким человеком». Росс же заметил, что Ельцин показался ему совсем не таким ужасным, каким представил его Скоукрофт. А Бейкер ответил: «Это правда, но он, безусловно, ничего не понимает в рыночной экономике. По сравнению с ним Горбачев просто эксперт!»
Вслед за президентом и высокопоставленные американцы в частных разговорах не раз противопоставляли простецкие манеры Ельцина и его тягу к выпивке «западному» стилю поведения Горбачева. Кто-то даже пошутил, что самым важным американцем, с которым Ельцин встретился в ходе этой поездки, был, похоже, «Джек Дэниэл».
В январе 1989 года Киссинджер презрительно назвал реформы Горбачева «атмосферными помехами». Даже в сентябре никто по справедливости не мог еще сказать, что Горбачев серьезно изменил политическое лицо СССР в мире.
В Афганистане армии кабульского режима, поддерживаемого Советами, продолжали наступление. С помощью тяжелой артиллерии, поставленной Москвой в январе после того, как Кремль вывел из страны своих солдат, кабульский режим сумел подавить поддерживаемых США моджахедов в Джелалабаде, втором по величине городе в стране. В Камбодже, хотя вьетнамцы и уходили оттуда, продолжалась гражданская война. На Ближнем Востоке Сирия продолжала окапываться в Ливане, где ее войска и силы мусульман по-прежнему сражались с христианской милицией.
В Центральной Америке тоже все кипело. На урегулирование дел в этой неспокойной точке планеты Буш и Бейкер положили больше сил, чем на что-либо другое.
Все лето помощник госсекретаря Бернард Аронсон и его советский коллега Юрий Павлов вели переговоры о том, чтобы обеспечить свободные и справедливые выборы в Никарагуа в феврале 1990 года. А тем временем советское оружие и оружие стран Варшавского пакта продолжало потоком поступать в арсеналы сандинистов.
Когда Павлов обвинил в этом Кастро, Аронсон заметил, что Советы могли бы обуздать кубинского лидера, если бы захотели. Павлов сказал: «Кастро не слушается ничьих приказов. Неужели в Соединенных Штатах никому не приходило в голову, что некоторые из наших друзей не заинтересованы в улучшении отношений между нашими двумя правительствами?»
На одном заседании с другими американскими официальными лицами Кондолиза Райе сказала: «Мы без конца говорим Советам, чтобы они прекратили набивать военным снаряжением каждую складочку и щель в «третьем мире». Мне кажется, мы должны снова задать себе нелегкий вопрос: в чем же состоит ощутимая разница с прошлым?» Райе сказала, что «новое мышление» Горбачева может на поверку оказаться просто «другим прикрытием политики силы»: «оно такой же инструмент негибкой внешней политики, как и старое мышление… Так почему же, учитывая все это, мы должны им помогать?»
Скоукрофт, Гейтс и Блэкуилл были согласны с ней. Не лучше ли, считали они, не оказывать Советам серьезной помощи — пусть Москва немного поварится в собственном соку. Они полагали, что, если внутренний кризис в СССР резко обострится, это может повлечь за собой решающую конфронтацию между реформаторами и реакционерами. И наоборот: если Запад поможет Кремлю, это может непроизвольно повлечь за собой ослабление стремления к реформам…
А в Москве Горбачев волновался по поводу того, что за визитом Ельцина в Белый дом может последовать ужесточение американской политики в отношении Советского Союза. Вскоре Маргарет Тэтчер, возвращаясь из поездки в Токио, остановилась в Москве. Она получила письмо от Буша, в котором тот просил передать от его имени Горбачеву следующие заверения. Во-первых, что он поддерживает перестройку — лично и безоговорочно. Во-вторых, его не тревожат предсказания того, что советские реформы потерпят провал. В-третьих, его политика в отношении Восточной Европы не будет угрожать Советскому Союзу, и он не воспользуется теми трудностями, которые есть там у СССР. Тэтчер передала все это Горбачеву.
Вначале того месяца украинские патриоты вышли на улицы Киева, требуя независимости для Украины, второй по величине республики Советского Союза и главного источника снабжения страны продовольствием. В ответ Горбачев исключил украинского партийного вождя Владимира Щербицкого, сторонника жесткой линии, из Политбюро. Но во время завтрака с Тэтчер Горбачев мановением руки отмел национальные проблемы. Вспомнив слова де Голля о том, как трудно быть президентом в стране, которая производит свыше 120 различных сортов сыра, он сказал: «Вы только представьте себе, насколько труднее руководить страной, где свыше ста двадцати различных национальностей».
«Да! — вставил Леонид Абалкин, заместитель премьер-министра и экономический советник Горбачева. — Особенно, если нет сыра»…
В четверг, 21 сентября, Шеварднадзе впервые прибыл в Белый дом с тех пор, как Буш стал президентом. В последний раз они виделись ровно за год до того, на завтраке в резиденции вице-президента. В Овальном кабинете президент указал Шеварднадзе на одно из белых кресел у камина, а в другое сел сам. Бейкер, американские и советские помощники сидели на двух белых диванчиках.
После того как телевизионщики и фотографы покинули помещение, Буш повторил три пункта послания, которое он направил Горбачеву с Маргарет Тэтчер. Шеварднадзе просил президента не обращать внимания на сообщения о том, что Горбачев сталкивается со сложностями в стране: советский президент твердо держит в руках бразды правления и исполнен решимости продолжать реформы. Буш ответил, намекая на Ельцина, что другой советский гость, который недавно был у него, дал положению дел противоположную оценку. Шеварднадзе улыбнулся одними губами и сказал: «Ну, не всему надо верить, что слышишь».
Министр иностранных дел не отрицал, что проблемы, со всех сторон окружающие Горбачева, с каждой неделей становятся все более грозными. В противоположность тому, что говорил Горбачев в Москве Тэтчер, Шеварднадзе сослался на «болезненные» национальные проблемы: «Мы со своей стороны полностью отдаем себе отчет в том, в какой мере улучшение отношений между государствами зависит от внутренней стабильности».
