Скоукрофт позвонил своему пресс-секретарю Роману Попадюку и велел использовать это слово в разговоре с журналистами, которые ломились к нему, пытаясь выяснить официальную оценку США потрясающих новостей из Москвы.
Попадюк предупредил Скоукрофта, что утром президенту придется что-то сказать самому: «Не может же он поехать играть в гольф и реагировать на самое важное событие нашего времени, находясь на площадке для игры в гольф». Скоукрофт ответил: «В любом случае утром может пойти дождь».
В своем доме в штате Вайоминг Бейкер с женой были уже в постели, когда позвонили из оперативного центра Госдепартамента и сообщили новости. Сюзан Бейкер вспомнила, что на Кувейт было совершено нападение в начале прошлогоднего отпуска Бейкера в августе; теперь она сказала: «Пропал еще один отпуск».
«Не беспокойся, дорогая, — сказал ей муж, — я вернусь очень скоро. Это не будет как в прошлом году». Бейкеру трудно было поверить, что этот кризис будет затяжным. Во время своих недавних визитов в Москву он был поражен тем, насколько глубокими и широкими были перемены, происшедшие за последние несколько лет; интуиция подсказывала ему, что консерваторы давно уже потеряли контроль над положением и что их попытка захватить власть запоздала.
Вспомнив, что Шеварднадзе предсказывал путч сторонников жесткой линии, Бейкеру захотелось позвонить ему и сказать: «Вы нам это говорили». Но он отказался от этой мысли: пока новый режим у власти, его звонок по открытой линии связи окажет Шеварднадзе дурную услугу.
Не в состоянии заснуть, Бейкер добивался от оперативного центра последних сведений о развитии событий. Он позвонил Деннису Россу, проводившему отпуск в Нью-Гэмпшире, и Роберту Зёллику, путешествовавшему по Шотландии.
Росс напомнил своему боссу, что советские военные уже не составляют монолита: не следует предполагать, что все они участвуют в путче и даже готовы поддержать хунту. Как и во всем советском обществе в целом, сказал Росс, среди военных сейчас произошло глубокое разделение по этническим и другим признакам, и это может удержать их на нейтральной позиции в конфликте, затрагивающем центральное правительство. Если все пойдет именно так, то путч, вероятно, провалится.
Зёллик заметил, что администрации следует воздерживаться от публичных высказываний, которые могут способствовать узакониванию заговорщиков. «Мы ничего не потеряем, взяв вначале жесткую линию, — утверждал он. — Если они укрепятся, им потом понадобится помощь извне и признание, поэтому они проглотят все, что мы скажем вначале».
Генерал Колин Пауэлл спал в своем доме в форте Мак-Нейри в Вашингтоне, когда ему позвонил дежурный офицер из Национального центра военного командования в Пентагоне и сказал: «Это путч!»
За время войны в Персидском заливе Пауэлл привык к таким ночным тревогам. Положив трубку телефона, он выждал, проверяя, вполне ли проснулся и четко ли мыслит. Прежде всего его тревожила угроза внезапного нападения: ни одно официальное лицо в США не могло знать, у кого теперь находится «чемоданчик» с кодами, который мог бы позволить Янаеву или Язову запустить против Северной Америки межконтинентальные баллистические ракеты.
Пауэлл запросил самые последние «на текущий момент» разведданные о диспозиции всех советских ракет, бомбардировщиков и подводных лодок: «Есть ли какие-либо изменения в положении готовности любых вооруженных сил?» Пентагон заверил его, что таких изменений нет. Сверхсекретные источники американской разведки обнаружили, что некоторые полки советских стратегических ракетных войск были заняты необычной деятельностью, связанной с размещением мобильных межконтинентальных баллистических ракет. При наихудшем предположении это могло сначала показаться поводом для тревоги, но эксперты Пентагона пришли к заключению, что в действительности командующие соединениями принимали меры к тому, чтобы их поведение не могло показаться угрожающим, а также, чтобы быть абсолютно уверенными в том, что ракеты находятся под контролем.
В ЦРУ Джордж Колт создал специальную группу для обработки и анализа телеграмм, которые теперь шли потоком с сообщениями о советском путче. В управлении уже многие месяцы слышали, что Горбачев страдает от эмоционального и психического перенапряжения, поэтому первое заявление ТАСС о путче, прозвучавшее в половине двенадцатого, навело Колта на мысль, не заболел ли советский лидер на самом деле. Но второе заявление не оставило у Колта никаких сомнений в том, что недомогание Горбачева было не медицинского, а политического происхождения.
В понедельник, днем, в 12.45, Колт сказал Дэвиду Гомперту из аппарата Совета национальной безопасности: «Мы называем это путчем». Осуществится ли он, будет зависеть от Способности Ельцина и других демократов оказать сопротивление, а также от реакции советских военных и Запада.
Позже ЦРУ подверглось критике за то, что оно не смогло «предсказать» захват власти. В последние месяцы эксперты управления действительно высказывали предположения о «слабой вероятности» путча сторонников жесткой линии, но это объяснялось тем, что они не верили в успешность такого путча. Подобно тому, как годом раньше они пришли к заключению, что со стороны Саддама Хусейна было бы глупо оккупировать Кувейт, так и теперь они предполагали, что сторонники жесткой линии не станут перерезать себе горло, пытаясь скинуть Горбачева.
Колт позвонил Скоукрофту в Кеннебанкпорт и подчеркнул важность реакции Запада на путч. ЦРУ обычно старалось избегать видимого вмешательства в политику, но сейчас Колт косвенно призывал подвергнуть заговорщиков резкому осуждению и сделать заявление в поддержку Ельцина.
В понедельник, приехав в Ленгли около часа ночи, Фриц Эрмарт сел за пульт своего компьютера, подключенного к банку данных управления. Он просмотрел все, что было за последние дни выявлено шпионскими спутниками США и перехватами средств связи о передвижениях Советской Армии и войск КГБ.
Эрмарт был поражен: не было свидетельств о каких-либо перемещениях, которые бы надо было ожидать перед путчем. Заговорщики не провели серьезной подготовки: не было ни массированных передвижений войск и танков, ни перерыва в работе средств связи, ни глушения западных радиопередач, ни облавы на популярных руководителей реформ.
В два часа ночи Эрмарт воскликнул, обращаясь к своим коллегам: «Эй, ребята, а ведь собаки-то не лают!» Колт произнес в ответ: «Да, мы это тоже заметили». Эрмарт сказал: «Казалось бы, эти парни могли совершить нечто подобное куда искуснее. Ведь они же практиковались в этом с января». Они вспомнили о предупреждении Попова еще в июне месяце и пожалели, что не восприняли это достаточно серьезно в то время.
Эрмарт составил для президента «Репортаж с места событий». В нем отмечалось, что путч был плохо подготовлен и носил беспорядочный, сиюминутный характер. Эрмарт прикинул его последствия: 10 процентов он отдавал тому, что Кремль вернется к режиму в стиле Андропова, 45 процентов — тому, что путч может привести к патовому положению как для заговорщиков, так и для реформаторов, и 45 процентов — тому, что путч «быстро выдохнется».
А в Белом доме Гомперт и Хьюэтт пили кофе и вышагивали вокруг лишенной окон Оперативной комнаты. Гомперт, бывший офицер с миноносца, предложил, чтобы они с Хьюэттом установили сменные «вахты по правому и левому борту» на все время кризиса.
