Зирниса отличала кипучая энергия и быстрота ориентировки. У него была редкая способность одновременно вникать во множество разнообразных дел и вопросов, не разбрасываясь в них, нацеливаясь на главное и доводя их до конца. На первый взгляд, он своим внешним обликом производил впечатление суровости и жесткости. Плечистый и крепко скроенный, с четкими и резкими движениями сильной фигуры, он имел волевое лицо с пристальным взглядом крупных светлых глаз. Вместе с тем он был человеком общительным, любившим и умевшим пошутить, внимательным и отзывчивым к людям и веселым в кругу друзей. В работниках, особенно молодых, он ценил инициативу, смелость замыслов и способность к самостоятельному мышлению. Ему нравились те, кто умел и не боялся отстаивать свое мнение, если даже оно не совпадало с его собственным.
Вот воспоминания Бориса Игнатьевича о нем:
– Это был умный, честный и исключительно работоспособный чекист, хороший организатор и стойкий в моральном отношении человек. При том, что я был ему ранее совершенно неизвестен лично как работник, он ко мне относился очень доверчиво, тепло и внимательно. Когда он приглашал меня к себе по интересующим его вопросам, связанным с оперативной работой, то эти встречи носили характер скорее товарищеских бесед, нежели разговора старшего с младшим. Иногда он даже как бы советовался о перспективах работы, проявлял внимание к зарубежной работе и особенно к охране границы. Оказывал всемерную поддержку предложениям по конкретным разработкам, в частности по «Мечтателям». Он был демократичен и доступен, и эту поддержку, моральную и организационную, мы всегда получали без малейшей волокиты и перестраховок. Ян Петрович создавал благоприятные условия для творческой оперативной работы, и за это мы его очень ценили, ибо без такой обстановки, основанной на доверии, ведение сложных агентурных разработок, по которым приходилось часто принимать решения вдалеке от центра, было совершенно невозможно.
Фамилия Зирниса встретилась и мне при просмотре комплекта газеты «Красная Звезда» за 1936 год. 14 февраля торжественно отмечалось пятнадцатилетие пограничных войск. В этот же день в газете было опубликовано постановление ВЦИК о награждении орденами командующих погранвойсками НКВД. Орденом Красной Звезды был награжден и Я. П. Зирнис – начальник управления НКВД Восточно-Сибирского края и командующий пограничными и внутренними войсками НКВД. В 1936 году после введения персональных воинских званий он имел звание комиссара Государственной безопасности 3-го ранга.
Вот несколько слов из воспоминаний Гудзя о его непосредственных начальниках: Борисове и Чибисове.
– Оба они были опытными чекистами, прошедшими школу центрального аппарата ВЧК – ОГПУ. Их знали не только Артузов и Пузицкий, но и Дзержинский и Менжинский. Чибисов, кроме того, работал на периферии на руководящей работе, а в центре – по борьбе с японским шпионажем. Борисов принимал участие в работе по разгрому савинковской контрреволюционной организации и по поимке самого Савинкова в 1924 году. Чибисов был старше Борисова по возрасту и обладал большим жизненным опытом. Он всегда был бодр и не терял интереса к работе ни на минуту. Особенно его увлекали комбинированные смелые разработки по японским разведывательным органам. В этой области, будучи заместителем начальника одного из отделений КРО, он достиг значительных успехов.
И снова я теперь уже в хорошо знакомой квартире старого чекиста. Долгая беседа и вопросы, вопросы…
– Борис Игнатьевич, как можно сформулировать основную идею операции?
– Основная идея – выйти на японские военные миссии в городах Маньчжурии, на их каналы проникновения в Забайкалье через белоэмигрантские центры и организации. Нужно было локализовать разведывательную активность японской разведки, направленную на Восточно-Сибирский край. Для достижения этой цели предполагалось использовать связи бывших белых офицеров, проживавших в Чите, Иркутске и других городах края со своими однополчанами, родственниками и знакомыми в Маньчжурии. Наиболее удобными для ведения шпионажа и диверсий против Советского Союза японская разведка еще со времен интервенции считала остатки семеновских, колчаковских, пелеляевских, капелевских формирований, укрывшихся в Маньчжурии. И это учитывалось при разработке операции.
– Учитывалось ли при разработке операции изменение обстановки в связи с оккупацией Маньчжурии японскими войсками в 1931 году?
– Оккупация Маньчжурии и образование затем марионеточного государства Маньчжоу-Го вызвали угрозу резкого повышения активности японской разведки. Перед нами стояла задача в совершенно неотложном порядке не допустить развертывания японской шпионской сети на нашей территории. После выхода японских войск к границе Восточно-Сибирского края на всем пятисоткилометровом протяжении условия для действий японской разведки стали более благоприятными.
– Почему операция получила название «Мечтатели»?
– Название операции возникло по аналогии с мечтаниями руководителей белогвардейских центров и их японских хозяев добиться реставрации старого строя. Они иронично обозначены как пустые мечтатели, оторванные от реальной действительности.
Несколько листков, на которых была сформулирована основная идея операции, лежали в тонкой папке. На обложке название операции, дата начала и высший гриф секретности. Это было только начало долгой и кропотливой контрразведывательной работы. Добиться конкретных результатов можно было, имея опыт и знание таких операций, как «Синдикат-2», «Трест», «Ласточка» и некоторых других, которые проводились чекистами Украины, Северного Кавказа и Закавказья. Все это у нового начальника иностранного отделения было, и это помогло в работе.
Но для того, чтобы от идеи перейти к конкретным делам, нужно было создать у противника иллюзию существования в Иркутске, Чите и других городах края контрреволюционной группы, которая стремится расширить свое влияние. Такая группа должна обладать вначале скромными возможностями. Ее члены будут стараться, а это нелегко, проникать в советский аппарат, деревню, на крупные промышленные предприятия, то есть в те места, которые в первую очередь интересуют японскую разведку. В группу должны были входить люди, фамилии которых не вызывали бы недоуменных вопросов у руководителей харбинской белой эмиграции – известные бывшие белые активисты, в том числе военные авторитеты.
В руководители контрреволюционной группы чекистами был намечен бывший белый генерал Яков Георгиевич Лопшаков. Он был генерал-майором царской армии, участником Первой мировой войны. Был в ставке царя на фронте, где познакомился и близко сошелся с генералом Шильниковым. Это обстоятельство было решающим при назначении его на роль руководителя. Шильников в начале 1930-х годов возглавлял маньчжурское отделение РОВСа и фактически руководил всеми белогвардейскими организациями в Маньчжурии. Жил он в Харбине и отлично помнил Лопшакова по годам Первой мировой войны. У него, а следовательно, и у руководства японской военной миссии в Харбине, с которым он был тесно связан, бывший генерал-майор в роли руководителя группы не вызывал никаких сомнений. Это обстоятельство учитывалось чекистами. С бывшим генералом обстоятельно поговорили, объяснили необходимость создания такой группы, конечно, не вдаваясь в подробности, и он согласился помочь чекистам.
