Новый, 96-й год встретил в каком-то смятении. Сразу после сердечного приступа и сразу после тяжелейшего поражения на думских выборах...
Наина очень не хотела моего выдвижения. Да и меня самого постоянные стрессы совершенно вымотали, выжали все соки..." (Б. Ельцин. "Предвыборный марафон" М., 2000, стр. 22-23).
Конечно, идти снова во власть в таком измочаленном физическом состоянии, без каких-либо осмысленных целевых установок в будущей работе на благо Отечества было, если честно говорить, преступлением перед своим народом. Но Б. Ельцин признается: "Мысль о том, что я тем самым (т. е. снятием своей кандидатуры) буду способствовать приходу к власти коммунистов, показалась нестерпимой". Какой нехитрый побудительный мотив: для схватки за власть, тем более что коммунисты в ту пору на глазах трансформировались в социал-демократов.
Второй недостаток Ельцина, очевидный для "политической элиты", был в крайне низком рейтинге Б. Ельцина. Все видели результат разрушительной шоковой терапии, полной абсурдности так называемых реформ и поражения в чеченской войне. Но это как раз "политическую элиту" не особенно смущало. Она держалась принципа, что все средства хороши для удержания власти. В. Черномырдин как-то даже публично сказал: "Мы хорошо знаем, что значит потерять власть!" Разумеется, основная ставка делалась на моделирование общественного сознания таким образом, чтобы люди даже вопреки своим жизненным интересам проголосовали так, как надо "элите". Для этого их должно было запугать еще более страшными перспективами в случае поражения Б. Ельцина, нежели их теперешняя жизнь. И вот эта стратегия получила свое глубокое развитие. Если бы не сработало это оружие, то было бы пущено в ход другое - подсчет голосов. В России давно говорят, что выборы выигрывает тот, кто считает голоса. Состав Центральной избирательной комиссии формируется правительством, а председателя назначает президент. На этот пост в 1993 г. был назначен Рябов Николай Тимофеевич - один из тех депутатов Верховного Совета России, которые перебежали из осажденного Белого дома на сторону Б. Ельцина. В верности этого человека сомнений не было. Он бы пошел на необходимую "корректировку" результатов выборов, если бы в этом возникла потребность.
Избирательные комиссии на местах формируются также местной властью, передача информации о результатах выборов, равно как и перевозка всей документации, производится по каналам, контролируемым правительством. Власть ревниво следила за тем, чтобы оппозиционные партии в первую очередь коммунисты не имели доступа к контролю за критически важными узлами избирательной машины.
Если бы не сработало ни то, ни другое, то было бы пущено в ход последнее средство: силовые, неправовые методы решения вопроса. Установка была одна: ни в коем случае не отдать власть.
15 февраля 1996 г. Б. Ельцин выехал в родной Екатеринбург, где публично объявил о своей готовности вновь бороться за пост президента. Вот что он сказал: "Столько пережить, столько понять, стоять на пороге цивилизованной жизни, цивилизованной жизни мира и снова скатиться назад - это будет нашим общим поражением и позором. Можно ли мне в этой ситуации не участвовать в президентских выборах? Не раз и не два задавал себе этот вопрос. Но пока есть угроза столкновения "красных" и "белых", мой человеческий и гражданский долг, мой долг политика, стоявшего у истока реформ, добиться консолидации всех здоровых сил общества и предотвратить возможное, вплоть до гражданской войны, потрясение. Несмотря на настойчивые призывы достойно уйти, мой отход от участия в выборах стал бы шагом безответственным и непоправимо ошибочным. Надо довести до успешного завершения дело, которому я полностью отдал себя. Я уверен, что смогу провести страну сквозь смуту, тревоги и неуверенность.
Поэтому я решил баллотироваться на пост президента России и объявляю об этом здесь, в дорогом для меня зале, в родном городе, вам, моим землякам, всем гражданам России и для сведения всего мира". ("Эпоха Ельцина". М., 2001 г., стр. 550).
В этом, казалось, наиглавнейшем предвыборном выступлении нет ни слова о благополучии государства по имени Россия и народов, его населяющих. Есть только страх перед поражением и позором и стращание страны пугалом гражданской войны, смут, тревоги и т. д.
Кстати, и раньше, и тогда, давая многочисленные интервью иностранным и российским журналистам, мне часто приходилось отвечать на вопрос о возможности гражданского конфликта в России. Я всегда с уверенностью говорил, что в России такая война невозможна. Мотивировал это тем, что ни одна политическая сила (включая коммунистов) не ставила вопрос о насильственных методах борьбы за власть. Во всех программах всех сколько-нибудь значимых партий и движений фигурировали неизменные пункты о признании многопартийной системы, свободы слова, многоукладной экономики, уважения прав и свободы личности. Мелкие различия в формулировках не имели существенного значения. В стране не существовало никаких общественно значимых военизированных оппозиционных структур. Муляжи баркашевских дружин финансировались олигархическими группами и использовались исключительно в пропагандистских целях, чтобы стращать обывателя неким призраком "фашизма". Когда правящим кругам было необходимо для очередного взрыва общественной истерии показать фантомную угрозу некоего тоталитаризма, на экранах телевизоров или даже на улицах появлялись ряженые молодчики, выполнявшие свои кукольные артикулы. Но они появлялись так же внезапно, как и исчезали по указанию некоего режиссера.
Нельзя было не учитывать, что Россия - страна, лишенная демографического потенциала, необходимого для гражданской войны. Давным-давно ушли в прошлое времена, когда половина многочисленной семьи уходила к белым, а вторая половина - к красным. Сейчас в редкой российской семье было два человека, способных взять в руки оружие. Большинство матерей всеми силами старались спасти своих единственных сыновей от призыва в армию, от чеченской войны. Само существование обессиленной нации висит на волоске. Сам факт, что народ в критические моменты тотального ограбления приватизаторами, мастерами "шоковых терапий" проявил полную апатию, безразличие к своей судьбе и заливал горе алкоголем, говорит о том, что ни о какой гражданской войне речи быть не могло. Да и не было в обществе таких раздирающих противоречий, которые толкнули бы нас в пропасть самоистребления. Все были за реформы, все были за демократию.
Единственными, кто имел побочную вооруженную силу, кроме установленных Конституцией Вооруженных сил и силовых структур, были новые предприниматели, олигархи, создавшие свои небольшие армии для защиты своего бизнеса и личной безопасности. В нескольких тысячах расплодившихся частных охранных и детективных предприятий насчитывалось в целом по стране около 200 тысяч человек, вооруженных автоматами, пистолетами и мощными помповыми ружьями. В большинстве своем частные охранники рекрутировались из отслуживших десантников, спецназовцев, выходцев из силовых спецслужб, спортсменов силовой квалификации (борцы, боксеры и т. д.). Но эта прикормленная иррегулярная армия тоже стояла целиком на одной стороне - за "белых". О какой угрозе гражданской войны можно говорить в такой ситуации? Ясно, что все разговоры об этом только отвлекающий маневр с целью терроризировать зачумленного обывателя и подготовить его к возможному применению силы самим правительством и самим правящим кланом "новых русских".
