Сельское хозяйство в России при В.Путине
Если посмотреть только на сухие цифры катастрофы, постигшей наше сельское хозяйство в последнем десятилетии XX века, то и тогда волосы встанут дыбом от масштабов беды. К 1999 г. (все цифры берутся по сравнению с 1990 г.) посевные площади зерновых культур сократились на 17 млн. га, съежившись, как шагреневая кожа, до 46 млн. га. Брошенные пашни стали зарастать кустарником, заболачиваться. Валовой сбор зерна упал с прежних 117 млн. тонн в год до 70 млн. Средняя урожайность съехала с 19 до 13 центнеров с гектара. Разумеется, здесь сказалось действие множественных причин (нехватка техники, удобрений, прекращение мелиоративных работ, примитивизация технологий обработки почвы и пр.), но в основе всего лежало бездумное скоропалительное разрушение всей системы организации сельскохозяйственного комплекса страны. Под самый корень было подкошено наше животноводство: поголовье молочных коров сократилось на 64% (!), свиней на 48%, птицы — на 53%.
С животноводством дела обстоят еще сложнее. Эта отрасль сельского хозяйства остается в России в целом нерентабельной, она подорвана теми обвальными разрушениями, которые произошли в конце прошлого века. Почти все наши сограждане при поездках по стране с болью в сердце видят остовы бывших животноводческих ферм, провалившиеся крыши птичников, пустые силосохранилища.
Вот леденящая кровь статистика: за 15 лет «реформ» поголовье крупного рогатого скота во всех видах хозяйств сократилось с 59 млн. до 21 млн. Свиней было 40 млн. штук, осталось 13 млн., овец и коз насчитывалось 61 млн. голов, осталось чуть больше 17 млн. Птицы было 660 млн., осталось вдвое меньше. По России как будто прошли орды хана Батыя, сожравшие 2/3 всей живности. Такого уровня потерь животноводство страны не знало ни в период коллективизации, ни в годы Великой Отечественной войны.
Кризис в животноводстве продолжается. Крупные животноводческие хозяйства не могут пока выйти из штопора, а вот в частных дворах просыпается интерес к обзаведению скотинкой. Нынешнему крестьянину вообще недоступно приобретение мясных продуктов на рынке, у него нет для этого средств, он вынужден, как говорят «из носу кровь», вести самое примитивное подворное животноводство. Без этого его семью ждет неминуемая голодная смерть, дистрофия. Этот производственный уровень можно назвать робинзоновским, потому что выход товарной продукции ничтожен. Я знаю много крестьянских семей, которые выращивают бычков и телок с одной единственной целью - заработать средства для оплаты топлива на зиму. Шныряющие по русским деревням перекупщики скота предлагают такие смешные цены за мясное сырье в живом весе, что крестьяне не видят никакого резона в расширении производства. Земли в России много, миллионы гектаров бывших пашен превратились в луга, но у крестьян нет никакой техники для заготовки и производства кормов. С помощью дедовской косы и бабушкиных граблей отечественное животноводство не поднимешь. Одна семья с трудом может обеспечить кормами одну-две коровы.
Поставщики животноводческой продукции с Запада, получающие весьма солидные субсидии от своих правительств, ворвались шумной агрессивной толпой на российский рынок в 90-х годах, локтями расчистили себе «место под солнцем» и теперь зубами и когтями держатся за российский рынок. Кроме нашей разрухи их пособниками стали коррумпированные чиновники и сложившийся влиятельный слой импортеров, зарабатывающий сотни миллионов долларов на простой купле- продаже. Пробиться через этот завал российским животноводам можно только с помощью государства, но пока такой помощи нет. Совсем недавно было подписано соглашение между США и РФ о торговле мясом птицы, говядины и свинины на ближайшие 4 года, по которому мы обязаны купить у наших заокеанских партнеров почти 740 тыс. тонн «ножек Буша». Эта цифра означает 740 млн. килограммов, или по пять килограммов на душу населения.
Американские переговорщики либо переигрывают наших чиновников, либо просто коррумпируют их, потому что раз от раза условия торговли с США ухудшаются. Скажем, в прежние годы наш Россельхознадзор мог ввести ветеринарные ограничения на ввоз мяса птицы, а теперь российская сторона обязана, прежде чем поступить таким образом, вступить в консультации с американцами. Раньше, если США не выбирали свою квоту, как это произошло в 2004 г., когда они недопоставили 90 тыс. тонн «ножек», то размер квоты автоматически сокращался на эту величину, а теперь американцы выговорили себе право «перевыполнить» план следующего года на ту же величину. С каждым годом наши закупки мяса птицы увеличиваются (с 1,130 млн. тонн в 2006 г. до 1, 250 млн. тонн в 2009 г.) и доля США составляет почти 75% этих поставок.
Кроме птицы мы покупаем еще на Западе ежегодно по 450 тыс. тонн свинины и 420 тыс. тонн говядины. Их поставки в Россию тоже будут расти.
* * *
Иной раз не перестаешь удивляться, почему именно беднейший сектор национальной экономики оказывается обреченным на самые крутые поборы. Взгляните на перечень потребителей электрической и тепловой энергии, которые пользуются какими-либо преференциями. Предприятий аграрного сектора там нет. Они отнесены к тарифной нише «иные прочие потребители», т. е. к тем, кто платит самые высокие тарифные ставки. Это уже, наверное, «вклад» РАО «ЕЭС» в дело умерщвления российского сельского хозяйства.
Но, конечно, главной головной болью для всех нас остается социальная ситуация в российской деревне. Не удается переломить негативные тенденции, связанные с вымиранием населения, особенно в центральных, чисто русских областях России. Сельское население страны составляет костяк той категории, которую социологи называют «бедные». По данным Госкомстата зарплата в сельском хозяйстве составляла в 2007 г. чуть больше 4 тыс. рублей, в то время как в среднем по стране этот показатель равнялся 10-11 тыс. рублей, а в топливно-энергетическом комплексе - 25 тыс. рублей, т. е. в семь раз больше, чем на селе. Половина всех сельских жителей имеет «доходы» ниже прожиточного уровня — вот вам и основная причина вымирания. Безработица в сельских местностях достигает 30%, что предопределяет миграцию в города, где худо-бедно люди надеются найти работу.
Фермерство в нашей стране, честно говоря, не состоялось. Крестьянские хозяйства, занимая в общей сложности 11 процентов общей площади пашни, дают немногим больше 4% валовой продукции отрасли. Сказалось все вместе: и утерянные навыки ведения собственного производства» и нехватка первоначального капитала, и отсутствие элементарной инфраструктуры для обеспечения жизнедеятельности фермерских хозяйств, и иной раз враждебность спивающегося, деклассированного окружения.
Земля теряет своих вековых радетелей. Стареют кадры сельских механизаторов. Министерство образования закрывает школы с малым контингентом учащихся, свозит детей в более крупные села, туда же тянутся и родители. Повторяется история с «бесперспективными деревнями». На сегодняшний день наша страна насчитывает 142 тыс., сельских поселений, которые имеют постоянное население, но 102 тыс. из них (т. е. более 75% от общего числа) можно отнести к умирающим, ибо каждое из них имеет менее 200 жителей. Не нынче, так завтра наши либеральные бонзы примут решение о закрытии в этих поселениях почтовых отделений, ликвидации в них фельдшерских пунктов по причине нерентабельности. Государство бросит на произвол судьбы 3/4 остающегося сельского населения. Уже сейчас слышны голоса о том, что-де в деревнях количество медицинских работников и преподавателей на 1 тыс. населения превышает городской уровень, из чего делается вывод о необходимости сокращения кадров сельской интеллигенции. Эти либерал-реформаторы не хотят видеть того, что такое явление свидетельствует всего лишь о быстром вымирании сельского населения, а не о переизбытке врачей и учителей. С какой горечью видишь порой телесюжеты по каналу «Евроньюс», в которых повествуется о внимании и заботе европейских организаций к сохранению совсем крошечных школ, насчитывающих по 5—10 учеников, работающих в сельских отдаленных местностях, даже на хуторах.
