Когда Петрова комиссовали, у нас был уже другой ротный, и встретились мы с Леонидом Михайловичем только через три года в Москве. Волк случайно встретился. А потом и меня привел. Мы с Волком тогда в охранной фирме работали, а я еще и в университете на заочном отделении учился. На психологическом факультете по специальности «Социальная психология». Нам, как участникам военных действий, возможность давали поступать без экзаменов. Но Волк только девять классов окончил, и ему университет не светил. Его из-за этого и в учебку радистов не направили, и обучался он радиоделу уже в части, с азов. Я со средней школой без труда справился. И подумал, что высшее образование лишним никогда не будет. Только потом, уже студентом будучи, понял, как мало высшее образование дает. Все, чему учат, я и сам узнать могу. А диплом... Что диплом... Увидел в метро девку с табличкой в руках: «Дипломы». Подошел, поговорил, и через три дня у меня уже был диплом на руках... Высшее образование за два года учебы получил...
Капитан Петров за нами следил... Не натуральным образом, а выспрашивал, что и как, чем занимаемся... О наших делах с подполковником, конечно, ничего не знал. У подполковника вообще рыльце-то в пушку, и, думается, он не только с нами сотрудничал. По крайней мере, он сам искал таких парней, как мы, – чувствовалось при знакомстве, что мы нужны ему и он желает «прилипнуть». Но нас и уговаривать не надо было. Мы с Волком были вне социума. Подполковник – этот был членом социума, и ему приходилось маску постоянно напяливать, чтобы с одними людьми одним быть, с другими другим... А нам было на всех и на все наплевать. Мы никому и ничем обязанными себя не считали. Насмотрелись, почувствовали на своей шкуре, что такое государство для государства в то время, когда в полный голос говорится, что государство существует для людей. С тех пор как нас предали, мы уже не чувствовали себя обязанными ничем и никому. Только друг друга поддерживали. И хорошо знали, что предали не одних нас. Всех предали. Девяносто процентов россиян предали. Родителей наших предали и бросили в деревнях на голодную смерть... Рабочих с заводов предали, разорив предприятия и не платя зарплату... Те, кто предавал, нажились на этом. И кому мы обязаны были? Чем мы были кому-то обязаны? Нет, мы оказались вне всех... И только так можно было выжить. Только так не чувствовалась, не жгла душу обида... Не было, естественно, никакого желания отомстить. Мы выше этого были... Но подчиняться общим правилам, быть членами стада, послушно жующего то, что ему сунут, и не имеющего права выбора, – это было уже не для нас...
Подполковник Петров это хорошо прочувствовал. Он вечер с нами просидел. Такой вечер выдался, когда мы говорили, и говорили откровенно, его не стесняясь. Не все, конечно, при менте можно было сказать, да и капитану не все можно было сказать... Они не поняли бы меня, например, в том случае, когда я начал открывать свою фирму и чиновничек начал без всяких проволочек с меня взятку требовать. Я спорить с ним не стал. Но подождал вечером, когда он с работы выйдет, сядет в большой «Шевроле Тахое», чтобы домой отправиться, и на перекрестке встал рядом с ним на своей маленькой «Королле». Опустить стекло и поднять пистолет – это было делом нескольких секунд. Чиновнику стекло опускать не надо было. Да он и сообразить ничего не успел, когда пуля его голову отбросила. И вокруг никто и ничего не слышал. Глушитель на пистолет я сам делал. Хороший глушитель из трубки, заполненной кольцами из сырой резины. Звук почти ничем выстрел не напоминает. Зажегся зеленый сигнал светофора, я поехал и слышал, как сигналят другие машины застрявшему «Шевроле»... Но он уже с места не тронулся. А я никаких эмоций не проявил. Я даже не обрадовался выполненному делу. Я просто его сделал... Конечно, не расскажешь об этом капитану и его брату менту.
С ментом мы познакомились ближе по его инициативе. Я почувствовал интерес. Пару раз выпивали. А потом он предложил нам «дело». Предельно жестко «потрясти» человека, хорошего знакомого подполковника, знакомого, который ему доверял многие секреты...
– А если «трястись» не пожелает? – спросил тогда Волк.
– Обратной дороги нет... – красноречиво обрисовал ситуацию подполковник.
То есть он хотел сделать из нас откровенных грабителей и, при необходимости, убийц. Он, конечно, ничего не знал про чиновника из «Шевроле Тахое», но почему-то решил, что нам убить человека просто. Нам это, честно говоря, совсем не понравилось... Адресом мент ошибся... Хотя заработать, естественно, хотелось, потому что мы были вольными людьми, а вольному человеку всегда деньги нужны, иначе он вольным быть перестанет. И Волк придумал, кого и как «трясти». Создал принципиальную схему. А я ее превратил в схему кинетическую. И занялся разработкой. А потом, уже с готовым вариантом, пришел к подполковнику Петрову. Согласно моей схеме ему тоже приходилось действовать, а не только быть наводчиком. Это его сильно смущало. Но жадность, стоило только подсчитать возможности, оказалась сильнее...
Трижды подполковник предлагал нам участие в других «делах». Трижды мы отказывались. Но в своих работали честно... И подполковник со своими обязанностями справлялся. Однако я предполагал, что он захочет иметь больше... Так и получилось... Он даже в тех «делах», что нам предлагал, сам не участвуя, а только «наколку» выложив, хотел иметь семьдесят процентов... Но нас не семьдесят процентов останавливали. Мы банальными грабителями быть не хотели... Там обязательно убивать придется... А убивать ради денег – это нам не нравилось... Мы с Волком не были настолько жадны...
* * *
Меня обманывали много раз. Но это не заставило меня принять обман за жизненно необходимый принцип поведения. Даже наоборот. Чтобы не стать таким, как они, обманщики, я старался не обманывать. Конечно, не в счет работа, где я обманывать был обязан. Но это мне тоже не нравилось. Пусть даже и существовало утешение, что бесчестный обман и военная хитрость – разные понятия. Моя работа больше сродни или военной разведке, или сцене, где артист каждый день обманывает публику, выдавая себя то за одного героя, то за другого, и каждый день срывает за этот обман благодарность в виде зарплаты и аплодисментов.
И тем не менее я считал себя не склонным к обману. Я даже в этот раз хотел поступить с подполковником честно и отдать ему его заработанные тридцать три целых и три десятых процента. И уверен, что он в моей честности не сомневался. Но, при всем моем презрении к менту, я давно уже к нему присматривался и старался понять. И, кажется, характер его просчитал. И мне требовалось удостовериться, что он не задумает подстроить нам ловушку, когда мы окажемся при деньгах, чтобы забрать все. Если ловушку подстраивать он не надумает, куда он должен отправиться от Волка? Нет, не на службу... Он должен на службу позвонить, рассказать о несчастье с братом и отпроситься до следующего дня после похорон... Это естественно, и подполковник, надо полагать, именно так и поступил. В этом случае он на квартиру к брату и поедет.
Если же жадность и чувство оскорбленного мерзкого достоинства в нем возобладают и он пожелает подготовить нам ловушку, то займется именно этим, сразу, чтобы успеть подготовиться. Ему уже не до помощи семье капитана будет... Начнет людей подходящих искать. А такие люди у него, думается, на примете имеются. Не на свою же зарплату он купил внедорожник «Лексус», а купил он его еще до знакомства с нами, то есть еще до больших заработков с нашей помощью...
